Юлька расхохоталась, мигом забыв о том, что еще минуту назад готова была расплакаться.
Под репку малышка уснула. Ее глазки закрылись еще до того, как мускулистая мышка Валера, по просьбе кошки Людмилы Константиновны, скооперировалась с прочей живностью для достижения общеколлективного результата.
Я смотрел на нее и размышлял над тем, что же происходит с людьми в этом странном мире? Почему из таких сердобольных, искренне любящих малышей вырастают бездушные, корыстные, расчетливые манекены? Что делает их такими? И как обезопасить этот маленький, сопящий комочек радости от той чудовищной участи, которая со временем постигает всех без исключения взрослых?
А еще в уставшей голове возник новый вопрос. Пугающий, очевидный. И удивлял этот вопрос не меньше, чем пугал. Точнее, удивляло то, что я до сих пор не задумывался над ним.
Если я нахожусь в мире, в котором есть Маша и Юлька… если в этом мире есть Гена и сосед Егор Семенович… если здесь есть мои коллеги по работе, воспитатели в детском саду… Да чего уж там — здесь есть все! А где же тогда я? Точнее, не я, а тот самый двойник, который, по логике, должен быть мною в этом мире. Где бездушный, пустой отец Юльки и муж Маши? Почему я живу в его квартире, в его семье, пользуюсь его одеждой и деньгами? Да я даже с его работы уволился! Дочка искренне удивлялась моему поведению сегодня, а значит, до сих пор отец себя с ней так не вел. Значит, папа был не менее бездушным и холодным, чем мама. То есть, он был! Так, где же он теперь?
На этот вопрос, как и на множество других, ответа не было. В тот вечер я больше всего боялся, что этот человек рано или поздно объявится. Объявится и помешает. Сломает, разрушит то, что я вознамерился построить. А я в тот вечер, ни много, ни мало, решил совершить нечто воистину невозможное. То, что на моем месте обязан был сделать любой отец из моего мира. То, для чего любой хороший отец готов был бы пожертвовать собственной жизнью. И пусть это звучит пафосно, громко и излишне самонадеянно, но я решил сохранить в дочери то бесценное, что она пока еще имела, но скоро могла потерять — человеческую душу.
Утром позвонил Лёха. Я помнил этот звонок по прошлой жизни. Даже интонация его голоса была той же. Он, как всегда бодро, отрапортовал о своих скромных успехах на кладоискательском поприще и поинтересовался, как я съездил на разведку в прошлые выходные?
Понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, о чем он спрашивает, а когда это сделать удалось, кое-какие ответы сами собой начали всплывать на поверхность и проливать свет на некоторые детали. Только теперь до меня допёрло, где находился мой двойник в тот воскресный день, когда я выкашливал из легких гнилую болотную воду на пшеничном поле! Он бродил вдоль той заболоченной балки в поисках битой керамики, которая служила подтверждением, что столетия назад там стоял небольшой хутор. Двойник проводил разведку, чтобы вернуться туда в августе, вооружившись металлоискателем, с женой и кумом. Я был в этом уверен хотя бы потому, что сам поступил именно так.
