Наконец убрана последняя перемена блюд. Леди Нэйлор поднимается. Чарли и Томас торопливо вскакивают со стульев.
— Торп проводит вас, — объявляет она и показывает на пространство позади них. Оказывается, Торп, дворецкий, уже в столовой: уму непостижимо, откуда он взялся. Его лицо идеально воплощает идею пожизненной службы и настолько лишено всякого выражения, что заставляет думать о полном равнодушии дворецкого к любым событиям, важным и мелким. И уж определенно его не волнует то, насколько хорошо и удобно гостям.
— Если понадобится что-нибудь еще, обращайтесь к нему, пожалуйста.
Леди Нэйлор опять пожимает обоим руки, опять на долю секунды задерживает взгляд на Томасе, затем берет дочь под локоть и уходит с ней.
— Доброй ночи, — произносит им вслед Чарли, но слишком поздно, чтобы получить ответ.
— Сюда, прошу вас.
Дворецкий, как тюремщик, ведет мальчиков прямо в их комнату. Там он передает ответственность напольным часам, чьи узорчатые стрелки отмеряют срок заключения. Еще нет и семи. Ужин закончен, их отослали в спальню.
Пожалуй, тут хуже, чем в школе.
— И как они тебе?
Чарли думает над ответом. К чему спешить? Времени предостаточно.
— Мать — сплошь духи и очарование. А дочь…
— Дегтярное мыло и молитвенник.
Друзья смеются, но им не весело. Комната уже кажется тесной, кровати — узкими и слишком мягкими. Они открывают двери на террасу и сидят там, замерзшие, глядя в черную дождливую ночь. На ветру.
Лишь бы почувствовать себя живыми.
— Ты ее узнал? — спрашивает Чарли, поднимаясь, чтобы изучить книжную полку. Там неполный комплект энциклопедии — тома от «Аа» до «Ре», Библия, шахматы в деревянном ящике, игральные карты, пыль. — Леди Нэйлор? Мне показалось, что узнал.
Томас начинает мотать головой, потом пожимает плечами:
— Не уверен.
— Далекое воспоминание? Из детства?
— Нет, дело не в этом. Что-то еще. — Он ищет нужное слово, строит гримасу, когда неспособен точно определить свои ощущения. — Кого-то она мне напоминает. Лицом, манерами. Кого-то из школы, кажется.
— Одного из учителей?
— Может быть.
Они сидят еще некоторое время, встают, открывают дверь в безмолвный сквозняк коридора, снова закрывают ее, выходят на террасу, мокнут под дождем. Из ночной тьмы не доносится ни звука. Даже бродячий фазан покинул их. Если где-то в доме и горит свет, он надежно скрыт гардинами и ставнями.
В конце концов Томас запирает стеклянную дверь и плюхается на кровать.
— Совсем не так я это себе представлял. Наш приезд сюда. Думал, что будет… ну, не знаю. Какое-то противостояние. Еще одно зубоврачебное кресло. Или наоборот — как мой дядя объясняет устройство мира. Открывает секреты. — Он хмурится при мысли о собственной наивности. — В любом случае какое-то приключение. Но похоже, у него был совсем другой план. Нас хотят уморить скукой.
