навестить его. Поэтому о приезде Аргайла к вашим родителям не может быть и речи. В конце концов, барон Нэйлор — глава одного из самых известных семейств в стране. Как и ваш отец. Ваши родственники одобрят ваше желание завязать полезные знакомства. Они пошлют письмо барону Нэйлору, объяснив, что вы и его племянник очень привязаны друг к другу и рассчитываете провести каникулы вместе. Достаточно лишь намека. Он, вне всякого сомнения, ответит официальным приглашением. Все это на самом деле очень просто.
Потом Траут говорит небрежно, как будто мимоходом, даже не считая нужным смотреть на Чарли:
— Разумеется, совсем необязательно тревожить барона Нэйлора рассказами о проблеме юного Аргайла. О его состоянии. Как и его семью. Чтобы не усложнять жизнь Ар… то есть Томасу. С таким клеймом ему будет вдвое труднее… особенно с учетом позорного поступка его отца. Но к чему говорить все это — вы и так прекрасно понимаете. Вот почему я уверен, что ваше присутствие принесет вашему другу неоценимую пользу.
Траут поднимается с кресла. В других обстоятельствах скрип кожи мог бы показаться комичным. Но глаза директора так проницательны, что никто не примет его по ошибке за шутника или доброго дядюшку, замученного выделением газов. Он провожает Чарли до двери.
— Я получил большое удовольствие от нашей беседы, мистер Купер, очень большое. Надо будет поговорить еще раз. Возможно, после вашего возвращения. Вы поделитесь со мной впечатлениями о поездке. Думаю, это отличная идея. Своего рода рапорт. Как в армии.
Выйдя от директора, Чарли едва не сталкивается со Суинберном, который стоит в темноте на верхней лестничной площадке и тяжело дышит, словно только что прибежал. Чарли быстро проходит мимо, стараясь внушить себе, что это лишь случайность. На нижней площадке горят газовые лампы, но пыль там не танцует. Только при проходе мальчика она поднимается и парит в воздухе, словно черный снег.
— Так ты едешь со мной как нянька или как шпион Траута?
Они опять сидят на полу умывальни — за ваннами их не видно. Сверху, там, где под самым потолком перекрещиваются медные трубы, сидит паук в треугольнике паутины. Может быть, он мертв — попал в собственную ловушку и погиб. А может быть, и нет.
Чарли пропускает вопрос мимо ушей. Допустим, Томас злится, но ведь и он, Чарли, тоже. Оба сняли сорочки на тот случай, если начнут дымить. Пятен быть не должно.
— Надо было рассказать мне, Томас, — говорит он. — Я же твой друг.
