Я как-то слышал, что сердце разгневанного человека бьется не так живо. Оно растягивается, раздувается, точно шарик, но в конце концов снова сдувается. Так было и с моим старшим братом. Тем утром, услышав его голос, я выбежал в гостиную, чтобы убедиться своими глазами: он вернулся — промокший до нитки, беспомощный и сломленный.
* * *
С каждым днем Икенна все больше отдалялся от нас: я почти не видел его тогда. Я узнавал о его существовании по каким-то косвенным признакам: где-то раздавался его преувеличенно громкий кашель или он, слушая транзисторный приемник, выкручивал ручку звука до упора, так что мать, если ей случалось быть дома, просила убавить громкость. Иногда я замечал его спину — когда он в спешке убегал из дому.
На той неделе я увидел Икенну, лишь когда он вышел из своей комнаты посмотреть футбольный матч по телевизору. Накануне вечером Дэвид заболел, и его рвало, поэтому мать не пошла в свою лавку на городском базаре — осталась нянчиться с нашим братишкой. И вот, пока она сидела у себя, мы с братьями после уроков устроились перед теликом. Икенна не устоял перед искушением и вышел посмотреть матч. Нас он прогнать из гостиной не мог — мать же была дома — и потому тихий, как олень, уселся за обеденный стол.
Близился конец первого тайма, когда в гостиную, сжимая в руке десятинайровую купюру, вышла мать.
— Вы, двое, сходите и купите лекарство для Дэвида.
Хотя она не назвала имен, но обращалась явно к Икенне и Бодже, потому что по поручениям мотались они, старшие. Однако шли секунды, а никто из них даже не шевельнулся. Мать потрясенно воззрилась на них.
— Мама, я что, у тебя единственный? — спросил Икенна, потирая подбородок в том месте, где, по словам Обембе, у него уже начала расти щетина. И хотя я своими глазами бороду не видел, спорить с Обембе не стал: Икенне сравнялось пятнадцать, и для меня он был уже полноценным взрослым, значит, и борода у него могла расти. Вместе с этой мыслью меня посетил сильный страх: выросший Икенна окончательно перестанет общаться с нами, уедет в колледж или просто покинет дом. Правда, эта мысль оформилась у меня в голове не полностью — висела где-то в уме, точно акробат из телепрограммы, который, выполнив головокружительный трюк, застывал в воздухе — только нажми кнопку паузы, — не в силах приземлиться.
— Что? — переспросила мать.
— Может, кого другого пошлешь? Почему всегда я? Я устал и не хочу никуда идти.
— Хочешь, не хочешь, а вы с Боджей пойдете и купите лекарство. Inugo — слышал?
