— Ты уже несколько дней не спала, Сона. Отдохни хоть немного. А я присмотрю за ребенком…
Рука Барката погладила спутанные волосы Соны.
Давно он не был так ласков с нею! Когда она, запрокинув голову, взглянула на стоящего перед ней Барката, на глазах ее блестели слезы.
Сона бережно закутала малыша в рваное тряпье и положила на землю, а сама легла рядом. Через мгновение она уже спала. Дыхание ребенка становилось все громче и прерывистей. И от этого еще томительней казалась Баркату царившая вокруг зловещая тишина. Черные узоры теней и яркие, причудливые лунные блики нестерпимо резали глаза. Иногда ему чудилось, что рядом никого нет, только этот ребенок, беспомощный, хилый, больной, но враг… враг… его враг!.. Пальцы Барката до боли, до онемения сжимались в кулаки. Голова готова была разорваться от мучительных, несвязных мыслей. Что ему делать? У него нет другого выхода… Он должен наконец решиться — сейчас, немедленно, иначе он будет всю жизнь жалеть об этом… Где-то неподалеку протяжно взвыли шакалы, заухала какая-то птица. Баркат снова сжал кулаки и снова с хрустом распрямил пальцы. Медленно и бесшумно, как две змеи, потянулись его руки к ребенку, но тут же резко отдернулись, будто их ударило током. Задыхаясь, как безумный, Баркат вскочил. Ноги его тряслись и подгибались. Ему почудилось, что со всех сторон его обступают черные скалы, они растут, нависают над ним, содрогаются… Вот-вот они рухнут и раздавят, уничтожат его… Похолодев от ужаса, он зажмурился и застыл на месте, ожидая неизбежного возмездия… Но небеса не разверзлись и земля не поглотила его. Царила глубокая тишина. В прохладном неподвижном воздухе не слышалось ни звука. И когда он открыл глаза, все вокруг было по-прежнему залито ярким, ровным, спокойным светом луны.
Отдышавшись и немного придя в себя, Баркат снова сел и тихонько нагнулся к ребенку, пристально, будто впервые, разглядывая его смутно белевшее личико. И тут внезапно его охватило какое-то новое, незнакомое чувство. Он попытался подавить это чувство — и не мог. Где-то в самой глубине его сердца проснулась жалость к этому доверчивому, больному, беспомощному существу. Что-то твердое и холодное вдруг стало таять у него в груди, разливаясь по всему телу ласково согревающим теплом. Он ясно почувствовал, что какие-то невидимые, но крепкие нити связали его судьбу с этим теплым комочком новой жизни. Ведь это его ребенок, его крошка, его сын!.. Подумать только, что он хотел совершить всего лишь несколько минут назад! Вот до чего доводит эта проклятая жизнь!.. Нет, теперь все будет по-другому: он будет любить малыша, будет заботиться о нем… Только бы их сынок поскорей поправился!.. Баркат осторожно коснулся рукой его выпуклого лобика. Но что это? Еще недавно пылавшее жаром личико ребенка было теперь совсем холодным и безжизненным, будто его выточили из мрамора. Отгоняя от себя страшную мысль, Баркат лихорадочно развернул рваное тряпье и ощупал маленькое тельце, еще хранившее остатки уходящего тепла. Ребенок не шевелился, не дышал.
