Ничего не замечая вокруг, Рамджатан почти бегом направился домой.
До своей хижины он добрался, запыхавшись и обливаясь потом. Со двора доносился веселый голос Джасванти. Рамджатан замер на месте. Собрав вокруг себя женщин со всей улицы, Джасванти что-то радостно рассказывала им, рассыпая направо и налево любезные обращения — «матушка», «сестрица», «тетушка». Рамджатан ничего не понимал. Что тут такое происходит? Зачем собрался этот женский панчаят?
— Я ведь, сестрица, только недавно узнала, что беднякам землю будут давать, — звучал радостный голос Джасванти. — Дона Махто сказал нам о бхудане, а ведь вы же сами знаете, какой человек Дона Махто — чистое золото!
Дона Махто сказал… Рамджатану вдруг стало жарко. Он шагнул из-за угла во двор. При виде мужа, остановившегося перед навесом, где сидели женщины, Джасванти быстро вскочила и, протягивая ему какую-то розовую бумагу, бойко затараторила:
— Все тайком да втихомолку делаешь от жены, словно вор какой! От арендованного участка отказался — ничего не сказал, пять бигхов собственной земли получил — тоже ни слова. Хорошо, что я как раз оказалась дома, а то управляющий-бабу[36] так бы и унес бумагу обратно!
С каждым словом Джасванти розовая бумага в руке Рамджатана словно превращалась в лист золота. Это была дарственная на пять бигхов земли! Рамджатану хотелось закричать от радости и, схватив жену в охапку, пуститься в пляс, но они были не одни — вокруг чинно восседали соседки. А Джасванти продолжала:
— Ну и хорошо сделал, что отказался от арендованного участка! Если до суда доходит, не рад будешь и своей земле!
Перед глазами Рамджатана в один миг промелькнули его прежний участок и молельня Бансатти. Это ее великой милостью наконец получил он собственную землю! Он даже ясно представил себе морщинистое, доброе лицо этой женщины, умершей задолго до его рождения… Он будто увидел перед собой и святого старца Винобу — собирателя бхудана, его спокойное, мудрое лицо, лицо человека, посвятившего себя служению людям… Рамджатан чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшей на него радости.
— Завтра же снеси к алтарю Бансатти цветов, сладостей и желтое покрывало! — прерывающимся от волнения голосом сказал он жене, а сам бегом кинулся со двора.
Добежав до маленькой молельни, он распростерся перед нею ниц. Он не помнил, сколько времени провел здесь, низко кланяясь и касаясь лбом края холодной каменной ниши. Слезы текли по его лицу, а дрожащие губы беззвучно шептали слова благодарности.
