Коробочка с синдуром | страница 3



Герой рассказа крестьянин Рамджатан жестоко обманут в своих надеждах: за клочок «дареной землицы» он расплачивается всем своим достоянием, становится нищим-калекой.

Писатель не только не страшится показать, а намеренно выставляет на свет различные теневые стороны индийской действительности, потому что видит в них препятствия на пути к народному счастью. Горячо одобряя запланированные правительством меры по орошению засушливых земель, Маркандэй считает своим долгом со всей откровенностью рассказать и о тех злоупотреблениях, которыми нередко сопровождается проведение в жизнь этих планов. В рассказе «Сочные листья и острые шипы» тхакур Тивари с помощью богатого подношения добивается того, чтобы оросительный канал был проведен не по его обширным владениям, а по крохотной полоске земли — единственному достоянию бедняка Бхолы.

А пережитки унизительной кастовой системы? Писатель говорит и о них. Старый святоша брахман прерывает свою молитву, чтобы с яростной бранью вытолкать из вагона двух нищих. «Вот какова ваша святость!» — таков гневный подтекст этой сцены. А детские браки? Они еще совершаются, вопреки новым законам, кое-где в деревнях. И вот мы заглядываем в душу маленькой невесты, покачивающейся в свадебном паланкине: еще вчера она играла в куклы, а завтра ей суждено стать бессловесной рабыней в доме своего мужа.

В Сарнатхе на шумном сельском базаре, весело пестревшем неподалеку от безмолвной красной громады знаменитого буддийского храма, мы заметили печально стоящую в сторонке девочку с сестренкой на руках. Наш гид перекинулся с ней несколькими быстрыми фразами. И оказалось: это — не сестры, а юная мать со своей дочуркой. Ей едва исполнилось четырнадцать лет, когда ее выдали замуж за двадцатитрехлетнего крестьянина из соседнего селения. Через год она уже стала матерью… Так своими глазами увидели мы судьбу маленькой героини Маркандэя.

Да, немало черт уходящей старины сохранилось еще и сегодня в селениях Индии. Но с каждым годом меняется облик индийского крестьянина. Уже не тяготеет над ним иноземный гнет, все яснее сознает он себя хозяином своей судьбы.

Рослый, курчавый, дочерна загорелый парень в одном только белом дхоти на бедрах шагал за плугом, громкими окриками понукая своего буйвола. Спокойно и важно шествовал буйвол, покачивая мощными полумесяцами рогов, окрашенных ярко-голубой краской. Легко врезался в землю грубый деревянный плуг с железным лемехом, оставляя за собой лоснящуюся, черную, влажную борозду. И со смехом, с веселыми возгласами шел за ним молодой богатырь-хозяин, поблескивая на солнце потными бронзовыми плечами. Длинный клин его участка протянулся внизу, вдоль шоссейного откоса. Заметив нас, он протяжным свистом остановил буйвола, играючи выдернул из земли и положил набок тяжелый плуг и одним махом очутился рядом с нами на краю высокой насыпи. На ломаном английском языке попросил у нас сигарету, но закуривать не стал: видно, это был только предлог для того, чтобы разговориться и узнать, кто мы такие. А узнав, улыбнулся такой чудесной улыбкой, что стало удивительно тепло на душе. «Я почему-то сразу подумал, что вы из России!»…