Мишин самоцвет | страница 11
А когда Миша рассказал всё — и про коллекцию, и про хрусталь, и даже про Похлёбкина, шофёр сплюнул и пробурчал:
— Балованные. Камни им подавай теперь. Собак, кошек поразводили. Дурью мучаются. — И вдруг спросил:
— Ты чей будешь?
— Как чей? — не понял. Миша.
— Ну. фамилия какая? В Старом, что ли, городе живёшь? Я там всех знаю. Начальство возил.
— Крюков я. Миша Крюков. — внятно сказал Миша.
— Это не врачихи ли Крюковой сын?
— Да, мама в больнице работает! — радостно закивал Миша. — А вы её знаете?
— Знаю. — почему-то невесело усмехнулся шофёр. — Не очень-то твоя маманя нашего брата уважает.
Машина взвыла на подъёме. Шофёр переключил скорость.
— Думаешь, почему я на этой гробине работаю? По пьянке тут прогулял денёк, а как раз из области инспектора принесло. Меня и хватились… Наутро как в больнице просил: ну справку не даёшь ладно! Ты хоть по телефону в гараж позвони. Скажи, что хворый был. Так нет. Вот и загудел в совхоз. А какая работа была! Эх! Зараза!
Машина дёрнулась и остановилась.
— Поди-ка, малый, гайку я там дюже важную обронил на дороге. Ты поищи её сходи. Я сейчас фонарь сзади зажгу.
Миша обошёл машину. На борту тускло горел залепленный грязью красный огонек.
— Дяденька, включайте фонарь! Темно здесь!
— Сейчас — донеслось из кабины.
В машине что-то лязгнуло, взвыло, она дёрнулась и покатилась в темноту.
— Дяденька! Дяденька!
Но дяденька, видно, и не думал останавливаться. Наоборот, он гнал машину со всей скоростью, увозя в кармане. Мишин нож. Громыхание грузовика становилось всё тише и тише, и вот наступила тишина.
Миша не сразу понял, что с ним случилось. С человеческой подлостью он встречался по сути дела впервые. Как ни странно, но остаться одному среди ночной тайги ему показалось даже приятнее, чем ехать в одной кабине с человеком, который так плохо говорил о его маме.
Ночь была плотная и тёплая. Накрапывал дождь. Тускло блестел булыжник старой дороги. Почти ощупью двинулся Миша по направлению к дому. Ноги то спотыкались о камни, то уходили глубоко в жидкую грязь. Миша уже не разбирал пути, а только старался не смотреть по сторонам. А там из-за обочины, из ночной тревожной темноты к нему тянулись тяжёлые лапы огромных чёрных елей.
Глубокой ночью отворила бабушка дверь и впустила бледного, перемазанного глиной внука. Покорно выслушал. Миша до бати справедливые слова о том. что он не бережёт мать, что она и так на работе изволновалась, а тут ещё дома такое.
Оказывается, мама на больничной пролётке уехала по Балтымскому тракту искать Мишу. На другой лошади фельдшер Суставов в ночь ускакал на дальний четыреста двадцать третий квартал просить прораба лесорубов организовать поиски пропавшего в тайге мальчика.
