— Бросили меня, бросили! — сыпал словами Варлам Александрович. — Хотели убить, да я вовремя догадался, спрятался. Это все Плошкин, бригадир наш, он нас под ружьем гнал, чуть что — зарублю, говорит… И Пакуса, Льва Борисыча, бывшего чекиста, это он пристукнул… Пакуса-то… А Лев Борисыч — он хотел сдаться… мы с ним договорились, с Лев Борисычем-то, но я не успел: ноги… ревматизм у меня…
— Кто с Плошкиным? — оборвал бессвязную речь Варлама Александровича резкий голос парня.
— Мальчишки, мальчишки несмышленые с ним: Дедыко и Ерофеев. И этот, как его? — грузин. С бельмом. Го… Гоглидзе! Да! Дедыко убить меня хотел… Честное слово! Им убить человека — ничего не стоит…
— Давно ушли? — снова будто обрезал парень, придавив Каменского к земле холодным взглядом.
— Н-не знаю. Спал я… То есть я спрятался, а они… Утром ушли, да-да, рано утром… — Он подумал было рассказать про Гоглидзе, но не решился.
— Ай-я-яй! — покачал плоским лицом Игарка, и Каменский обернулся к нему. — Такой стары бачка, такой много врать говори. Шибко нехорошо, однако.
— Что — врать? — не понял Варлам Александрович.
— Как вы ушли из шахты? — заставил обернуться назад Варлама Александровича повелительный голос парня.
— Из шахты? Ах, да! Из рудника… Обвал случился… в штреке… когда мы уже пошабашили и шли наружу. Передних накрыло, и мы остались вшестером… Н-нет, всемером! — поспешно поправился Каменский, боясь, что его снова уличат во лжи. — А потом — я уж не знаю каким образом — Плошкин нашел выход… Мы полезли, а сверху все сыпалось, сыпалось, и одного… профессора из Нижнего… как же его? — вот память!.. — профессора задавило, и мы остались вшестером. Плошкин — прошу это иметь в виду! — пригрозил убить, если не пойдем с ним… А что оставалось делать? Мы с Львом Борисычем хотели бежать, но Дедыко — это настоящий разбойник… хотя еще и мальчишка…
— Значит, под обвалом шестеро?
— Шестеро? Н-не знаю! В руднике нас было одиннадцать, а осталось семеро… то есть наружу вышли шестеро, — захлебывался скороговоркой Варлам Александрович. И тут же спохватился: — Впрочем, если быть точным, я не уверен… Я знаю только, что потом Пакус… Лев Борисыч… Плошкин за ним погнался и… и топором. — И Варлам Александрович скорбно потупился, с надеждой глядя на парня и теребя полу ватника.
Парень полез к себе за пазуху, вынул оттуда сверток, развернул его, положил на толстую лесину блокнот и коробочку, поманил к себе Каменского.
Тот поднялся с трудом, цепляясь трясущимися руками за ветки, оглянулся на якута, будто ища у него заступничества, шагнул к парню.
