Я оглядываюсь по сторонам, решая, куда безопаснее всего пристроить письмо. Не хочу терять его из виду. Не могу рисковать. Я продолжаю держать сумочку, когда в комнате вновь появляется Имоджен с огромным букетом цветов и сообщает:
– Это не она!
– Ой! – хором восклицают мама и Алиса. – Какой же Марк молодец, – с одобрением добавляет мама, отчего я краснею.
Имоджен протягивает мне букет из белых лилий и хризантем, и я ставлю сумочку у ног, чтобы открыть конверт и прочитать карточку.
– Я люблю тебя, Софи-и-и, – подначивает меня Алиса, глядя, как я читаю карточку. – Ты такая краси-и-и-вая.
Но на карточке вообще ничего не написано. Она совершенно чистая. Я смущенно переворачиваю ее, разглядываю конверт. На нем просто напечатано: «Софи Гарденер». Я перевожу взгляд на Имоджен:
– С цветами больше ничего не было?
– Нет, – качает головой она и смотрит на лилии. – Похоронные какие-то цветочки!
– Имоджен! – кричит Алиса. – Что ты несешь?
– Все знают, для чего предназначены белые лилии.
– А я вот не знала. Просто красивые цветы.
– Нет, она права. Лилии действительно похоронные цветы. И хризантемы, – подтверждает мама.
– Наверное, там что-то еще. – Я начинаю рыться в целлофановой обертке, а Имоджен принимается что-то набирать в телефоне, после чего восклицает: – Ха! Видишь, Алиса? Я все-таки права. – Она зачитывает вслух: – «Лилии являются символом смерти, и в свое время их возлагали на могилы молодых невинных девушек». – Имоджен ненадолго умолкает, очевидно, в ожидании загрузки следующей страницы. – «В Европе, включая Францию, Италию и Испанию, хризантемы приносят только на похороны. Также в Китае и Японии белые хризантемы символизируют оплакивание усопших, в то время как в других странах они обозначают честность».
– Прочитай-ка еще разок, – прошу я.
– Они обозначают честность.
– Нет, раньше.
Сестра удивлено смотрит на меня:
– Там, где сказано, что их приносят на похороны в Китае и Японии, а также в Испании и Франции?
Марк эти цветы не посылал. Это она их прислала.
И не нужно было подписывать карточку, Клодин! Я и так все прекрасно понимаю.
– Ты не заметила, что это был за флорист? – спрашиваю я у Имоджен как можно более спокойным тоном.
– Нет. Знаю, как грустно, когда неизвестно, кто их послал, но…
Я выдыхаю. Узнав название компании, я могла бы позвонить туда и выяснить данные об отправителе, хотя уверена, что он и так мне известен. Это в стиле Клодин: красиво упакованная угроза с изысканным ароматом. Похоронные цветы? Вот уж действительно жуткое подношение. И какие я должна сделать выводы из ссылки на «честность»? Она собирается сказать мне правду – или же знает, что я лгу.
