Ломели осенил книгу крестным знамением:
– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti[56].
– Amen.
– Досточтимые братья, совершив священные действия сегодня утром, мы сейчас открываем конклав для избрания нашего нового папы…
Его усиленный микрофонами голос заполнял маленькую капеллу. Но, в отличие от утренней мессы в соборе, теперь он не испытывал никаких эмоций, никакого Божественного присутствия. Слова были только словами, заклинанием без магии.
– Вся Церковь, которая присоединяется к нам в своих молитвах, просит немедленного пришествия Святого Духа, чтобы мы могли избрать достойного пастыря для всего христианского стада. Пусть Господь направит нас по пути истины, чтобы с помощью Благодатной Девы Марии, святых Петра и Павла и всех других святых мы могли действовать таким образом, который удовлетворил бы их.
Епифано закрыл книгу и убрал ее. Один из трех церемониймейстеров у двери поднял церемониальный крест, другие держали зажженные свечи, и хор начал выходить из капеллы, распевая литанию всем святым. Ломели встал лицом к конклаву, сцепив руки, закрыв глаза и склонив голову в молитве. Имена святых, произносимые хором, звучали все тише по мере того, как хор продвигался по Царской зале к Сикстинской капелле. Он услышал шарканье обуви по мраморному полу – кардиналы шли следом за хором.
Спустя какое-то время Епифано прошептал:
– Ваше высокопреосвященство, нам пора.
Он поднял взгляд: капелла была почти пуста. Выйдя из алтаря и во второй раз проходя мимо изображения распятия святого Петра, он старался не сводить взгляда с двери впереди. Но сила фрески была слишком велика.
«А ты? – казалось, спрашивали глаза святого мученика. – Почему ты считаешь себя достойным избирать моего преемника?»
В Царской зале по стойке «смирно» стояла шеренга швейцарских гвардейцев. Ломели и Епифано пристроились к хвосту процессии. Кардиналы, услышав имя очередного святого, распевали ответ: «Ora pro nobis»[57]. Они вошли в малый неф Сикстинской капеллы и здесь вынужденно остановились, пока те, кто шел впереди, рассаживались по своим местам.
Слева от Ломели находились две печки, предназначенные для сжигания избирательных бюллетеней, перед ним маячила высокая, узкая спина Беллини. Декан захотел похлопать его по плечу, наклониться и пожелать удачи. Но повсюду стояли телевизионные камеры, а рисковать он не мог. И потом, он был уверен: Беллини общается с Господом.
Минуту спустя они, пройдя через проем в решетке, поднялись по временному деревянному пандусу на приподнятый пол капеллы. Играл орган. Хор все еще распевал имена святых: «Sancte Antoni… Sancte Benedicte…» Большинство кардиналов уже стояли на своих местах за длинными рядами столов. Беллини последним провели на его место. Когда в проходе никого не осталось, Ломели прошел по бежевому ковру к столу, на котором для принесения присяги лежала Библия. Он снял биретту и протянул Епифано.
