– Я начинаю понимать, – продолжил Ломели более спокойным голосом, – что его святейшество в последние недели жизни, возможно, был не вполне в себе. Со слов кардинала Беллини, я прихожу к предположению, что он почти – и наш разговор абсолютно конфиденциален – впадал в некоторую паранойю. Становился крайне подозрительным.
– Что подтверждается его решением присвоить титул кардинала in pectore?
– Да. Ну почему, бога ради, он сделал это? Сразу скажу, что я очень высоко ценю кардинала Бенитеза, как и некоторые из наших братьев, – он настоящий Божий человек, – но была ли и в самом деле нужда возводить его в кардиналы втайне и в такой спешке?
– В особенности когда он только что пытался уйти в отставку с поста архиепископа Багдада по медицинским показаниям?
– Но мне он показался человеком в здравом уме, а когда вчера вечером я спросил его о здоровье, он как будто удивился, услышав мой вопрос.
Ломели понял, что перешел на шепот, и рассмеялся:
– Вы послушайте меня: я говорю, как типичный старик из курии, перешептываюсь по темным углам о назначениях!
Во двор въехал автобус и остановился напротив Ломели. Водитель открыл дверь. Других пассажиров внутри не было. Им в лицо ударил поток теплого воздуха от кондиционера.
– Подвезти вас до Каза Санта-Марта? – спросил Ломели у ирландца.
– Нет, спасибо, ваше высокопреосвященство. Я должен вернуться в капеллу, разложить новые бюллетени, убедиться, что все готово к завтрашнему дню.
– Тогда всего доброго, Рэй.
– Всего доброго, ваше высокопреосвященство.
О’Мэлли предложил руку, чтобы помочь Ломели подняться в автобус, и на сей раз декан чувствовал такую усталость, что не отказался от помощи.
Ирландец добавил:
– И конечно, я могу предпринять дальнейшие разыскания, если надо.
Ломели замер на ступеньке:
– Какие разыскания?
– Касательно кардинала Бенитеза.
Ломели задумался и сказал:
– Спасибо, но не надо. Я за один день наслушался достаточно тайн. Пусть исполнится воля Господня… и чем скорее, тем лучше.
В Каза Санта-Марта Ломели направился прямо к лифту. Часы показывали почти семь. Он не закрывал дверь, пока к нему не присоединились архиепископы Штутгарта и Праги Лёвенштайн и Яндачек. Чех, с лицом серым от усталости, опирался на трость.
Когда дверь закрылась и кабина начала подниматься, Лёвенштайн сказал:
– Декан, как вы считаете, мы закончим к завтрашнему вечеру?
– Возможно, ваше высокопреосвященство. Это не в моей власти.
Лёвенштайн поднял брови, скользнул взглядом по Яндачеку.
