Он затянулся еще глубже. Докурил. Поискал глазами урну, метко послал в нее окурок. Достал новую сигарету, любимый «Честерфилд». Чтобы попасть домой, нужно было повернуть направо, но он повернул налево. Неспешно пересек проезжую часть, закономерно пустую в столь ранний час, вышел на широкую площадь, закованную в асфальт и мрамор. Когда-то здесь росли ивы, вспомнил он. Какой-то особый род ив, невысоких, до неприличия разлапистых, узловатых деревьев. Он лазал по ним в детстве, когда гулял здесь с родителями. Тогда они были счастливы, все вместе. Тогда они все вместе были живы. Кажется, на даче средь седого хлама на чердаке еще можно найти видеокассеты с записями этих прогулок. Видеокассеты? Он грустно улыбнулся. Это что-то из прошлой жизни, из той жизни, где на площади росли ивы. Какой-то особый род ив...
Он прошел вдоль холма, на котором возвышался многометровый бетонный памятник. Памятник с пафосной историей и печальным ее воплощением. Он видел эту каменную звезду тысячи раз, в том числе - в детстве. Тогда все казалось проще и ярче. А что изменилось? Мир то остался прежним. «Ты изменился, - прошелестел ветер. - Забыл, зачем пришел. Забыл, зачем все это». Охапка свернувшихся, высохших листьев брызнула ему под ноги. Карн остановился, прислушался к ощущениям. Его зашатало, волшебник в голубом вертолете приблизился на критическое расстояние. Слишком много алкоголя в крови, чтобы долго стоять с закрытыми глазами.
Аллея, ровная, словно выпущенная из лука стрела, вывела к старому парку развлечений. Когда-то этот парк казался ему поистине огромным. Когда? Двадцать лет назад? Но ведь с тех пор ничего не изменилось, даже механическое сердце колеса обозрения скрипит так же, как прежде. Прошло два десятилетия, а механизм так никто и не смазал. Но колесо работает, спокойное, уверенное и непоколебимое. Ему плевать.
Лавочка, утопленная в кустарнике, названия которого Карн не знал. Здесь по праздникам пьяные малолетки потягивают пивко, зорко озираясь, дабы вовремя заметить приближающуюся опасность в погонах. Он тоже был таким. Хотя, конечно, не таким, ведь дети редко похожи на отцов. В его время малолетки могли пить где угодно и когда угодно, никаких запретов на алкоголь в общественных местах не было. А может он о таковых даже не подозревал, что, по сути, одно и то же. Проще ли от этого жилось? Едва ли. Печень подтвердит.
Впереди аллея упиралась в редкую серо-зеленую стену лесного массива, разбегаясь в стороны идеально ровными перпендикулярами. Но Карн не повернул, ни вправо, ни влево. Дойдя до выбеленного бордюра, он просто перешагнул через эту смешную преграду и двинулся вниз по склону, по узкой, но хорошо различимой тропинке. Тропинка была здесь всегда, по ней ежедневно спускались к реке сотни ног, но петлистая лесная дорожка так и оставалась петлистой лесной дорожкой, по весне или после дождя обращавшейся глинистым месивом. Никто даже не подумал, что можно дорожку «облагородить». А вот засрать - пожалуйста, как говорится - от души. Презервативы под каждым кустом, стеклянные бутылки и пластиковые стаканчики, дерьмо. Все в лучших традициях. И ведь продолжают, продолжают засерать, и так уже находясь по уши в собственных отходах. Нет, подумал Карн, мы такими не были.
