По палате прошелестело веселое движение. Крупина, не глядя, чувствовала, что больные оживились. А палатный врач покраснел. Он был немолод. Ему оставался год до пенсии. И память сдавала.
Совсем недавно этот пожилой человек защитил наконец кандидатскую диссертацию. Кулагин очень смеялся, когда ему об этом рассказали. Ну зачем ему эта степень? Кому от нее польза?
У кровати Качнова Кулагин задержался, и снова под ним возник стул.
Когда Качнов снял пижаму и сорочку, обнажив молодое тело, покрытое татуировкой, кое-кто в палате хихикнул.
Горохов строго оглядел больных. Он знал историю Качнова.
— Ну что, хотите избавиться от этих натюрмортов? — медленно поворачивая Качнова за плечи, спросил профессор.
— Для того и лег сюда.
Кулагин поглядел в глаза Качнова.
— А терпения хватит?
— Не занимать.
— Назначайте на послезавтра, — не оборачиваясь, бросил Кулагин палатному врачу. — А вам сюрприз. — Достав из кармана халата письмо, Кулагин передал его Качнову. — Это от вашей дочурки. Поймала меня сегодня у входа.
— Благодарю вас, — негромко проговорил Качнов.
Он уже застегнулся на все пуговицы и от одного этого почувствовал себя лучше. Конверту улыбнулся, положил его на тумбочку.
— Есть вопрос, товарищ профессор, — сказал он.
— Слушаю.
— Вы… собственноручно?
— Да.
— Добро! — весело сказал Качнов и стал осторожно надрывать краешек конверта.
— Правильно! — заметил бородатый человек с грыжей. — Потерпеть тебе, бедняга, придется. Но вообще-то здорово сделано. Это с ума сойти, на что только выдумка людская идет!
В коридоре Кулагин сказал палатному врачу — пожилому кандидату:
— Конопатого от тяжелых убрать. Вы слышали, как он их просвещал перед обходом?
Тот поднял очки на лоб. Веки у него были мятые-мятые. Он удивленно посмотрел на профессора.
— Какого конопатого? И как он просвещал? Нет, я не слышал.
Кулагин достал носовой платок, такой же белоснежный и накрахмаленный, как халат. С монограммой. Модных, клетчатых, он не любил. Он остановился. И все остановились. Высморкался.
— Вячеслав Михалыч, — спросил Кулагин легким, домашним голосом, — вы после защиты на сколько больше получаете?
— На полсотни, — оживился пожилой кандидат наук.
— С этой суммы и на пенсию?
— С этой! — Врач чуть встревожился. — А что? Разве что-нибудь новое слышно?
— Нет, нового ничего. Значит, конопатого мальчика от тяжелых уберите. Наблюдателен, и даже слишком.
В этой палате Крупину более других больных интересовал Тарасов. Ей понравился разговор с ним Кулагина; похоже, в бедняге затеплилась искорка надежды, и пускай искорке этой разгореться не суждено, хорошо все-таки хоть на день, хоть на час избавить человека от отчаяния.
