Они вошли в кабинет Петра, и он закрыл дверь.
— Подлинное завещание, сделанное раньше, оказывается, было, — сказал Петр. — Сколько ни просматривал бумаги, уверен, что всё это липа.
— Не понимаю… о чем ты? — В некотором замешательстве Грав опустился перед ним на стул.
— Если сопоставить даты и показания, то много ума не нужно, чтобы прийти к такому выводу.
— Теперь-то зачем об этом говорить, когда всё закончилось?
— Это завещание… было оно или нет?
— Второе? Не могу сказать. Возможно. Я не криминалист, не сыщик. Мы работаем с бумагами.
— Не понимаю… Ты хочешь сказать, что ты знал, чем здесь пахнет? — удивился Петр.
— К чему эти дурацкие вопросы?.. Да, можно было бы предположить, что завещание уничтожено. Сам он его уничтожил или все вместе — вопрос спорный. Что делать? Завещания нет… Нет, и всё. А как с делом работать?
— А если всё же всплывет?
— Каким образом?
— Если я правильно понимаю, ты всё знал… — помолчав, заключил Петр. — Ну ты даешь! Старухе за приют платить нечем. Вы ее по миру пустили. Или ты не в курсе?
— Я делаю свою работу, не могу же я вникать в жизнь каждого до такой степени… Любой на моем месте сделал бы то же самое. А вот как человеку быть дальше — это уже другой вопрос.
— Не уверен, что всё так просто… Кем тебе приходятся эти люди, сыновья?
— Да никем. Отец знаком с их отцом.
— Ради него ты и старался?
— Какой-то разговор… Какая мне разница, кто прав, кто виноват, ей-богу… — Грав вскинул на Вертягина сомнительный взгляд, всё еще не понимая, что стоит за его настойчивостью. — Ну хорошо… Я должен был внимательнее отнестись, согласен… Но кому это могло прийти в голову? До меня под конец стало доходить кое-что, когда Вельмонт появилась… Но я уже не мог ничего изменить. Формально всё сделано правильно. Ни тебя, ни меня никто не может ни в чем упрекать.
— Меня ты впутал непонятно во что. А за дележом стоит чуть ли не уголовщина… Или ты не понимаешь?
Грав обмяк и с мрачным видом что-то обдумывал.
— Что от меня ты хочешь? — спросил он.
— Исправляй, раз наворотил, — спокойно ответил Петр.
— Пьер, я понимаю, что всё это глупо… И бесконечно уважаю, поверь мне, твое, так сказать… рьяное отношение к этим вещам. Но… абсурд, ей-богу!
День спустя, когда в кабинете стало известно о случившемся, — в неприглядном положении оказался не только Грав, нарушивший правило, согласно которому никто из компаньонов не должен был без общего согласия с другими браться за дело, которое могло бы нанести ущерб репутации всего кабинета, — никто не знал, как выходить из положения. Вертягин не видел другого выхода, как вступить с Вельмонт в переговоры, заставить родственников урегулировать ситуацию мирным путем, без дальнейших разбирательств — заставить их выплатить компенсацию теперь уже «потерпевшей», в обмен на отказ ворошить всю историю…
