Другая часть неурядиц старика упиралась в долги, которых он понаделал вне всякой меры еще при жизни жены. После того как всё имущество оказалось разбазаренным, у него оставался под Парижем дом, который в любой момент мог пойти в продажу с молотка…
Только позднее, когда они вышли на улицу, Петр понял, почему Вельмонт рассказывала ему о делах мариниста в подробностях.
— Если хотите, вы можете помочь, например, разобраться с его делами, — сказала Вельмонт.
— С делами мариниста?
— Возни, конечно, много. Но я уверена, что часть имущества можно отстоять. Дом под Парижем — это уж точно. Только поймите меня правильно… Если вы не можете, я приму это как должное.
— Придется ездить по судам, правильно я понимаю? Ведь одним Парижем не ограничится?
— Не ограничится. В Париже он поселился недавно.
— Могу попробовать, — сказал Петр. — Разве вы не для этого меня позвали сюда?
— Разве вы не для этого приехали?
Вельмонт решила, что лучше сразу же вернуться к старику, чтобы Петру не пришлось ехать в приют в лишний раз, и они опять поднялись наверх.
Объявив пожилому художнику, что его дело переходит в ведение нового адвоката, Вельмонт поспешила представить их друг другу, а затем, вынув из портфеля кипу бумаг, стала сверять их с имеющимися у старика. Скрепя сердце старик согласился вынуть кое-что из своих шкафов.
Документация оказалась в полном беспорядке. Нужных бумаг недоставало. Старик уверял, что бумаги у него есть, но он не мог их найти в куче хлама, который продолжал вываливать на стол из кухонного шкафа. Прежде чем передать «досье» Петру, то есть ворох бумаг, Вельмонт попросила своего подопечного собрать к следующей встрече всю документацию, особенно справки, подтверждающие его нетрудоспособность на нужный период, о чем она просила уже неоднократно.
Старик был чем-то недоволен. Новый адвокат явно не внушал ему доверия. Недовольство старика объяснялось, возможно, и тем, что Вельмонт пользовалась в пансионате определенным почетом, и ему трудно было поверить, что кто-то может по-настоящему ее заменить.
Повторное знакомство со стариком закончилась обещанием Петра выкроить на неделе время, чтобы вернуться для более обстоятельной беседы, после того как он разберется с бумагами…
Предупреждения Вельмонт о том, что старик, отданный ему на поруки, своим характером мог довести кого угодно до белого каления, оказались явным приукрашиванием реальной картины.
Расчетливый, мелочный, желчный, новый «клиент» воплощал в себе весь набор, казалось, несовершенств и пороков, какие только могут уживаться в одном человеке. Престарелый художник был типичным представителем той особой породы людей, не самой распространенной, характер которых от жизненных невзгод не крепнет и не мягчает, а просто черствеет, тем самым обрекая их на тупиковое существование в замкнутом кругу мелочного эгоизма, вырваться из которого уже мало кому бывает под силу. Обиженный на весь свет, старик требовал к себе особого отношения, понимал, что никто не может лишить его права качать права, и этой привилегией пользовался без зазрения совести.
