— Архитектор, кстати, тоже умотал с утра… Дочь повезли в Бордо, — сказал Сильвестр. — Он заходил к тебе. Да ты уехал. Он что-то хотел у тебя попросить. Не помню что…
— Знаешь что, приходи-ка к нам ужинать, — предложил Петр. — Мы с Луизой сегодня сами по себе. Часам к восьми, а хочешь — раньше…
Сильвестр поднял протрезвевший взгляд, распахнул переднюю дверцу «опеля», сел в машину и пробурчал:
— Спасибо. Приду. Только мне жутко хочется выпить…
Было уже за полночь. Сильвестр, сильно подвыпивший, отчего настроение у него всегда шло резко на спад, ушел к себе.
Остаток вечера проходил у распахнутого окна. Ветер вносил из сада свежесть осенней ночи. Становилось прохладно. Но закрывать окно не хотелось. И Петр решил заняться камином.
Луиза полулежала на диване и шуршала журналом, поигрывая в воздухе босыми ногами, а он, отмерив себе третью за вечер порцию арманьяка, перебирал газеты.
— Пэ, я могу задать тебе один вопрос?.. Вопрос не совсем приличный. Поэтому я предпочитаю спросить у тебя разрешения.
— Конечно, можешь.
— Я тебе безразлична как женщина?
Петр оторвал глаза от газеты и переспросил:
— Как кто, прости?
— Я спрашиваю, у тебя не бывает… иногда… влечения ко мне как к женщине?
Петр отложил очки в сторону, откинулся в кресле и глухим голосом пристыдил:
— Луиза, ну как можно так дурачиться? Понимаешь ли ты, что делаешь?
— Я не дурачусь, — сказала она, уставив на него прямой, какой-то беспощадный взгляд.
— Прошу тебя… Встань на мое место.
— Значит, в точку… Ах, какой же ты лицемер! Как все…
Он следил за ней, смотрел на нее в упор и от растерянности не знал, что сказать.
— Да-да, милый дядя. Ты бы видел свою мину!
— Луиза… Мне ужасно неприятно всё это, — произнес он через силу.
— А я уверена, что наоборот, — бросила она и, уткнув лицо в журнал, добавила: — Ты ведь прекрасно понимаешь, что мне не пять лет.
— Ты тоже должна понимать, что мне не двадцать пять. Я, в сущности, собирался с тобой поговорить на эту тему, — сказал он, разведя руками, но вдруг замолчал.
Отшвырнув журнал, Луиза соскочила с дивана и с трагичным исступлением в лице унеслась наверх, где находилась ее спальня, гремя босыми ногами по лестнице…
Разговор был подытожен только утром. Шел проливной дождь. В саду стоял непроглядный мрак. Но, судя по просветлению над горизонтом, к обеду могло распогодиться.
Накрыв завтрак на столике возле дивана, с трудом приходя в себя после плохого сна, Петр сидел у окна и наблюдал за тем, как Луиза, еще не пришедшая в себя ото сна, хотя и успевшая умыться, вяло прихлебывала из чашки какао и крошила на скатерть поджаренный тост, измельчая его на мелкие кусочки. Он хотел было пуститься в обсуждение программы на день, но Луиза внезапно произнесла:
