— Вы, мой друг, отпетый антисемит, — произнес Петр.
— Не антисемит, а антисионист. Тут есть небольшой нюанс.
Опустив глаза в стол, Петр качал головой, не считая, видимо, нужным продолжать дискуссию, но всё же добавил:
— Не вижу разницы.
— Этим словом всем глотку и затыкают. А еврейский вопрос — это тест, чтобы вы знали, который позволяет безошибочно определять, что творится в стране, причем в любой, не только в вашей.
— Очень может быть, — согласился Петр после некоторой заминки. — Меня одно шокирует: понятие «еврей», как бы ты к нему ни относился, — это одно, а конкретные, живые люди, которые живут рядом с тобой, — это другое. Лично для меня в этом главное. Всё остальное… Можно молоть что угодно. Слово всё стерпит.
— Конкретный, живой человек — это мельчайший элемент целого организма. Даже если поступки этого конкретного человека не продиктованы непосредственно интересами этого организма, он всё равно им служит, самим фактом своего существования. Это как в партитуре: одна нота не делает сонаты, но является тем элементом, без которого и гаммы не построишь… Но я понимаю. Вы хотите сказать, что человек не виноват, что он родился таким, а не другим? А вы или я — мы что, виноваты, что мы не евреи?
— Ты тоже являешься частью общности. Не той, так другой. И тоже служишь чьим-то интересам, — сказал Петр, уже не скрывая своего раздражения.
— Нет, вы не понимаете.
— Чего я не понимаю?
— Ну вот на днях… Мне попалась в руки статья. О скандале в Англии, разразившемся из-за театральных постановок Шекспира. Не слышали? Какой крик был поднят! На весь мир! Петициями завалили министров! Из-за чего, спрашивается? Оказывается, «Венецианский купец» — это антисемитская пьеса… Представляете? Они требуют запретить все постановки этой пьесы. Да, представьте себе! Французам ведь не приходит в голову требовать запрета по всему миру постановок «Скупого», потому что Мольер, видите ли, делает из них посмешище. У иудеев отсутствует критическое отношение к себе, чувство меры. Вместо чувства меры — чувство локтя, клановая психология. Или просто комплекс вины. Но это в лучшем случае. Они вообще очень чувствительные от природы. Гораздо чувствительнее нас с вами. Они и боль сильнее чувствуют. Но только свою собственную, не чужую. Поэтому и выживаемость у них выше, в любой среде…
Все трое вдруг замолчали, чувствуя, что разговор дошел до какой-то неожиданной черты, дальше которой продолжать его невозможно, но вместе с тем и прервать его на сказанном тоже было уже нельзя.
