Когда он уходил, я убирал посуду. Иногда оставлял тарелки от обеда до утра. Фасоль, застывшую на керамике, было почти невозможно отмыть, но было легко, не страшно.
Как-то днем Дэнни принес новые карандаши, и мы рисовали перед детской передачей.
— Облака у тебя хороши. Как будто ты их с неба украл.
Молчание.
Штрихи по бумаге, как вздохи.
— Нельзя, — сказал он.
— Что?
— Украсть облака.
— Знаю, я просто хотел сказать, что рисунок удался.
— Я в школе много рисую. Лучше бы мы весь день рисовали, но мы не рисуем.
— А чем еще вы занимаетесь?
— Не знаю, — сказал он.
— Не знаешь?
— Всяким сложным.
— Например?
— Например, читаем. Просто у меня не выходит.
Я немного подумал.
— Многое в жизни сложно, Дэнни. Жизнь иногда летит в тебя такими большими кусками, что не увернешься.
Мне показалось, он обиделся.
На обед была рыба, варенная в пакете. Горошек. Хлеб с маслом.
Я смотрел, как он спихивает горошины с тарелки. Он сказал, что рыба ему не нравится, хотя я видел, что нравится. Тут я понял, что происходит.
Его мать не пришла, когда закончилась передача «Живите, смеясь». Начались десятичасовые новости. Мы послушали Биг-Бен и анонсы. Дэнни сказал, что все в мире идет не так.
Потом позвонила его мама. Сказала, что старику, за которым она ухаживает, все еще нехорошо.
Я спросил Дэнни, можем ли мы еще порисовать. Он не сводил глаз с телевизора.
— Мама скоро придет, — сказал он.
— Давай, Дэнни, давай порисуем, а то я кое с чем не могу разобраться.
— С чем?
— Да с линиями.
— С линиями? — спросил он. — Которые рисуешь?
Я кивнул.
— Линии — это просто, — сказал он. — Хочешь, я тебя научу, как их рисовать?
К полуночи, когда его мать позвонила в дверь, у нас было множество листов, полных линий, проведенных фломастером.
— Не такие прямые, как я хотел, — сказал Дэнни, — но суть ты понял.
— Достаточно прямые для того, чем я занят.
— А чем таким ты занят, для чего нужны непрямые линии?
— Книгой.
— Как она называется?
— Книга линий.
Через неделю мы отрабатывали изогнутые линии. Потом, поиграв в игры со звуками, дали каждой фигуре собственный голос. Дивились тому, как фигуры могут рассказать, что кто-то хочет есть, замерз, что ему страшно, скучно или грустно.
Я пытался поведать мальчику о том, как часто жизни людей меняли изогнутые линии, которые люди медленно читали по бумаге, песку или камню.
Дэнни слушал.
Прошли недели, прежде чем, связывая карандашом фигуры из линий, Дэнни узнал в них то, что было в школе, и внезапно расхотел продолжать.
