Да, да… Видимо, считалось, что после войны слишком много осталось еще живых. А мне было уже почти три года.
1953
В советских газетах вышло сообщение о раскрытии «заговора кремлевских врачей» (так называемое «дело врачей»).
Мне уже почти шесть. Помню, как старший брат — ему было четырнадцать — пришел из школы в слезах. Сказал: «Сегодня на литературе всех по очереди вызывали по алфавиту и велели назвать свою национальность. Я там один такой». Мама вздохнула. Бабушка что-то сказала маме на идише. Она всегда говорила на нем, когда хотела, чтобы дети не поняли, о чем она. Вот я ничего и не понял. Не только слов бабушки. Вообще ничего. Плохо понимаю и до сих пор.
1814
В Петербурге открылась для общего посещения Императорская Публичная библиотека
«Уж не знаю, сколько часов я провел за чтением этой удивительной рукописи, но когда я поднял глаза от нее, я увидел, что за окном была уже глубокая ночь».
2006
Впервые президентом Чили стала женщина — Мишель Бачелет.
У завуча Анны Дмитриевны были грубые, почти мужские руки — неухоженные и шершавые. Мы знали, что почти все свободное от школы время она копается в огороде. Вообще над ней смеялись.
1920
Сухой закон в США закреплен Конституцией.
«Выпили по первой. Похрустели ядреной хозяйкиной капусткой. Помолчали. После третьей языки помаленьку развязались. Первым заговорил Федор».
1772
Произошел дворцовый переворот в Датско-Норвежском королевстве
В кинотеатре в Перловке шел какой-то кинофильм. Афиши там писал и рисовал местный киномеханик. Он вообще был фигурой легендарной. Забыл, как звали. Но легендарной фигурой он был, ручаюсь.
Кинофильм совсем не помню, даже как назывался и про что. Но он был, помню, датский. Когда киномеханик писал афишу, у него возник спор с дворником и собутыльником, забыл, как звали. Один говорил, что надо писать «дадский», а другой (который дворник) — что «данийский». Насколько помню, компромиссным вариантом оказался «данский».
А вот фильма не помню, хоть убей. Кажется, хороший.
1825
Открытие Большого театра.
Мы со Смирновым сидим на самой верхотуре. В ложе. Это его мать — она врач была — достала нам билеты. Мы и пошли. Сидим на верхотуре. Ждем, когда, наконец, появится Голова. Ну, потому что «Руслан и Людмила». Там Голова. Сидим, ждем. На сцене что-то поют, ходят туда-сюда. А Головы все нет и нет. Смирнов и говорит: «А видишь, там внизу лысый сидит? Прямо под нами?» — «Ну, вижу». — «А давай, кто ему в лысину фантиком попадет?» — «Давай», — говорю. Никто так и не попал, и все фантики кончились. Самое обидное, что и Голову мы прозевали — так увлеклись. То есть получилось, что голова все же была. Но другая — лысая, и не на сцене, а в самом низу, в партере. И не попали ни фига. Говно, а не театр.
