Мне стало жалко их, я отобрал у них дом, а они шелестя пытались сбиться в кучу. Они были обреченны на долгую и мучительную смерть, ведь ближайший папоротник был в полукилометре за мной, если не больше. Я раздавил их, повернулся, и пошел к зданию.
…Передо мной был портал, и путь мой лежал среди залежей, целых гор скелетов, часть из них обратилась в прах и ноги мои, иногда до колен, утопали в этом прахе, смешанном с щебнем. Колонны поддерживающие свод над порталом были подобны горам, но несомненно имели искусственное происхождение. Удивительно, но они казались отполированными и ничуть не тронутыми выветриванием. Даже доломит должен был быть изъеден, но гладкость поверхности колонн была идеальной.
С трудом пробираясь среди завалов костей, я впервые вступил в полную тень — под портал. Наконец я дошел до центра этого мира.
…Передо мной расстилался колоссальный зал и вдали, в середине зала мерцало нечто, что должно назвать троном, не трон конечно, но всякий, кто смог бы увидеть это, согласился бы со мной.
А на том троне сидит, нет не сидит, нельзя объяснить это словами, кто-то присутствует, то возникая, то сдвигаясь, нет, не смогу подобрать точных слов. И не чудовище, вовсе нет, а нечто невообразимое, что я для себя назвал Вием. Я понял, что по сравнению с ним я ничто. Он был самой прочной и неизменной вещью, которую я когда либо видел или мог представить себе.
…Картина — колонны, плиты, как в Баальбеке, но наполовину выеденные временем, и в центре, казалось бы и не существо, а сама воплощенная идея.
Я увидел его и замер. В моей голове болезненно, будто щипцами закручивали в голове мясо, собирался медленный вопрос, обращенный ко мне:
— Тварь, спрашивай, это твое последнее право, я тот, кто оставлен здесь для того, чтобы отвечать.
Все те недели, которые я добирался до него, гниющая рука, каждодневные схватки, понос от сока листьев, струпья солнечных ожогов, и наконец это змеиное презрение, все это вызвало во мне такую ярость, что я сразу забыл о значительности его, и заорал:
— Я пришел за справедливостью, почему со мной поступили так, и кто за это ответит?
Вий с нескрываемым омерзением ответил, снова стянув в единое, слова и чувства в моей голове:
— Ты убийца, кара твоя заслуженна, тебе еще повезло, ты мелок и подл, и потому ты еще не перешел следующую грань. Ступай прочь, пока я тебя не выгнал, тебе будет больно.
— Какую грань, — оторопело я спросил.
— Грань числа смертей, за которой кара становится тяжелее.
