— Ты подрался из-за политики?
— Нет, из-за женщины.
— Из-за чего бы ты ни подрался, в таком виде ты мне на работе не нужен. Как раз теперь, когда тебя сделали подмастерьем, ты вдруг начал работать с прохладцей. Ну что мне сейчас с тобой делать? Иди-ка лучше домой. Завтра придешь.
Виола не стала искать встреч с ним. Правда, Метелло потерял приработок, но зато вскоре почувствовал себя, как выздоравливающий после долгой болезни. Дни, прожитые в таком напряжении, теперь казались ему подернутыми мутной пеленой. Как он жил? С утра до вечера в ожидании, когда наконец стемнеет. Теперь десятник снова стал хорошо относиться к нему, ну а девушку он себе всегда найдет. Эту уверенность вселила в Метелло его связь с Виолой. Но испытывал ли он к ней признательность? Нет, он не чувствовал никакой благодарности и вспоминал о ней даже с неприязнью. Лучше не видеться больше, тогда не понадобятся никакие объяснения. А избежать встреч было очень легко. Достаточно не ходить мимо ее дома, который она покидала только ради воскресной мессы. Виола не бывала нигде, кроме церкви, все остальное было у нее на дому: мужчин выбирала среди поденщиков, портниха приходила к ней на дом, так же как и женщина, которая раз в неделю мыла ей голову и делала прическу.
Метелло стал чаще посещать Палату труда, а после ужина шел в кафе, в табачную лавку или в остерию. И владельцы прачечных снова звали его, когда у них бывала какая-нибудь работа, и Моретти вновь подружился с ним. Они были одного возраста, и им предстояло вместе призываться, но комиссия освободила Моретти: у него обнаружили порок сердца, о котором никто не подозревал.
Прошло несколько месяцев. Наступила осень. Метелло все больше осваивал свое ремесло. А девушек он менял одну за другой. Сначала была у него швея, работавшая в брючной мастерской. Она жила на Парионе и не разрешала брать себя под руку. «Вдруг нас кто-нибудь увидит!» Даже на виа Пургаторио, где не было фонарей, она не позволяла себя целовать. «Меня еще никто не целовал. Прежде всего ты должен прийти к нам домой». Грудь у нее была пышная, зато нос картошкой и рот огромный. «Прощай, детка!» Встретив ее много лет спустя, он никак не мог припомнить ее имени.
Тоненькую, изящную Пию, вышивальщицу, ему удалось шаг за шагом уговорить дойти до Альбереты. Девушка дала поцеловать себя, а потом вдруг спросила: «Ты когда к нам придешь?» В следующее воскресенье она отказалась идти с ним на Альберету. «Если у тебя нет серьезных намерений, нам лучше расстаться». Она горько расплакалась, и Метелло растрогался. «Завтра, завтра вечером. Можешь сказать это своим родителям».
