— Оладьи не отдам, они остыли, — объявил он и вгрызся в них с таким аппетитом, что я немедленно усомнилась в его словах и бесцеремонно полезла с проверкой.
Не соврал.
— Разве устав Самаджа позволяет объедать дорогих гостей? — насмешливо прокомментировал Констант и в отместку стащил полную ложку овсянки. Обжегся, но все равно посматривал с торжеством.
— Только если они от этого в восторге, — бездумно призналась я — и замерла, ошарашенная собственной реакцией.
Констант ведь веселился не натужно, пытаясь скрыть собственный страх, как я ожидала, а совершенно искренне, без задней мысли; боялся он ровно до того момента, как я пришла — и начала беседу с подколки. Причем боялся не меня и даже не одержимого, а…
Того, что что-то резко изменится? Что я стану его избегать?
На обычное влечение это уже не тянуло.
А мне почему-то безумно хотелось быть с ним открытой и прямолинейной, как с Чирикло, что только усугубляло и без того идиотскую ситуацию.
Мы знакомы всего неделю. Он помолвлен и служит людям, втянувшим моего отца в смертельно опасную аферу и бросившим его в критический момент. Я принадлежу Самаджу и одержима лисой, а единственное, что мне нужно от ирейцев, — это помощь в поисках Чирикло.
Со своими порывами определенно следовало совладать, но…
В глазах женщины на его рисунках жило что-то такое же темное, тяжелое и невыносимое, как и у него самого. Что-то он увидел во мне?..
— Ломри? — Констант окликал тихо, но в пустом зале его голос звучал, как низкий, нарастающий рокот высокой безжалостной волны. Рука была такой горячей, что от прикосновения я невольно вздрогнула. На манжете его рубашки по-прежнему темнело чайное пятнышко; под глазами залегли усталые тени.
— Помните, вы обещали, что не позволите себе ничего лишнего?
— Разумеется, — выдохнул он.
Но рука, накрывающая мою ладонь, будто стала тяжелее. Кажется, у меня на физиономии излишне отчетливо значилось, что я сама хочу, чтобы он взял свои слова назад, а вовсе не напоминаю о данном обещании.
— Кража овсянки — это уже лишнее, — строго объявила я и осторожно отняла руку, чтобы отпить из чашки горький зеленый чай.
— А кража моих эксклюзивных оладий?! — неискренне возмутился он.
— А я вам ничего такого не обещала, — брякнула я и прикусила язык.
Констант тут же подался вперед, но, заметив мою реакцию, тоже застыл.
Пауза получилась бы неловкой, если бы мы, будто сговорившись, не рассматривали друг друга — жадно, словно силясь впитать взглядом то, чего нельзя коснуться руками.
