— Здесь собирается все зло вселенной, с которым не под силу одному человеку справиться. За одним-единственным исключением. Только доктор Франкенштейн может уничтожить созданное им чудовище. Нам же, прочим, остается только попытаться спасти своих близких. О Норман, неужели ты не видишь…
— Я вижу, — резко перебил ее Меньшин, — что ты намерена отступить.
— Норман, — произнесла она, побледнев, — они говорят с нами совершенно откровенно. Они ясно дают нам понять, что их не заботит, сколько мы узнаем. Неужели ты не видишь, что это означает?
— Говоря так, ты имеешь в виду только себя, — сказал Меньшин.
— Неужели? — Она перевела взгляд на Торранса. — Неужели?
— Сегодня ваша жена более благоразумна, чем вы, Меньшин, — заметил Торранс. — Как вы сами видите: она жива и здорова. Крэнстон по одной ему известной причине заботится о том, чтобы ничего плохого не случилось с теми, кто в его глазах имеет хотя бы малейшую ценность.
Он повернулся к Вирджинии.
— Если вы в течение ближайших двух минут решитесь поделиться с нами своими сведениями, то после этого вы и ваш муж вольны отправляться домой. И больше мы никогда уже не побеспокоим вас. А когда мы получим контроль над органами, то гарантируем, что никакого зла вам не будет причинено. Хотя, конечно, мы бы предпочли, чтобы все, кто может пользоваться «нервной энергией», присоединились к нам.
Он бросил взгляд на свои часы.
— Мы не даем необдуманных обещаний, ибо не нуждаемся во лжи. Сейчас сорок три минуты первого. У вас на размышление лишь две минуты.
Вирджиния открыла было рот, словно собираясь что-то сказать, но, заметив взгляд Меньшина, тут же закрыла его. И осталась сидеть, глядя на мужа, как загипнотизированный птенчик.
— Даже и думать не смей об этом! — угрожающим шепотом просвистел Меньшин. — Мой военный опыт свидетельствует, что не может быть и речи о компромиссе в подобного рода делах. Их обещания не стоят и цента. Если у тебя имеется хоть какая-либо зацепка, мы воспользуемся ею, чтобы покончить с ними.
В то же самое время он не должен был допустить, чтобы у этих людей появилась уверенность, что такая зацепка у них имеется.
— Две минуты истекли, — бесстрастно заметил Торранс.
Он повернулся к Вирджинии.
— Вы идиотка! Своим молчанием вы приговариваете своего мужа к смерти! Начиная с этого момента, — обвиняющим ледяным тоном продолжал он, — вы еще можете сохранить ему один год жизни! Через минуту срок этот сократится до пятидесяти одной недели, и так далее. И если к концу пятьдесят второй минуты вы не заговорите, ему останется жить несколько дней.
