— Но он же… он же, когда ни придет, всегда выпивши.
— Ну и подумаешь, какая беда! Он же скучает по тебе. Ему тоже нелегко сейчас, помни об этом.
— Но он ведь не оплачивает счета, — всхлипывает Линда. — Я так боюсь, что все у нас пойдет прахом…
Не так уж она не права, думает Мария. Кто знает, что у нее дома происходит, пока ее нет.
— А-а, все вы здесь с ума сходите. — Рёрбю встает и выпрямляется, плотная, коренастая. — Давай-ка вытри слезы, а я принесу тебе чашку чаю.
— Он японец? — спрашивает Оливия.
— Кто?
— Ну, тот красивый паренек, что был у тебя.
— Да нет. Нет, он гренландец. Это от него я жду ребенка.
Оливия прищелкнула языком.
Мария лежит, руки на животе, вглядываясь в темноту.
Маленький ты мой, как ты там себя чувствуешь? Неужели я вырожу какое-нибудь неполноценное существо?
Ну и что? Что, если даже у него что-нибудь будет не так?
То есть как это «ну и что»? Ведь человек хочет, чтобы его творение было совершенным. Столяр хочет, чтобы стол, который он делает, стоял прямо и устойчиво на своих четырех ногах. Маляр красит стену так, чтобы краска ложилась ровно и красиво, не жалея для этого сил. Так же и женщина. Она хочет иметь хорошего ребенка: симпатичного на вид и умеющего все, что должен уметь ребенок. И ее можно понять.
Из форточки тянет холодком. Карен-Маргрете стоит под теплым душем, вода струится по ее животу. Прекрасный, удивительный, круглый живот. Кажется, что малыш в нем тоже наслаждается душем. Она чувствует, как он там ворочается, плещется и вдруг так резко толкнулся в бок, что ей стало больно.
Ничто, даже затянувшаяся интоксикация, не могло испортить настроение Карен-Маргрете. Так она была уверена, что здесь, в клинике, сделают все, что в человеческих возможностях, чтоб ей помочь. Чего же еще можно желать?
Она мурлычет мелодию, недавно услышанную по радио.
Карен-Маргрете считает, что ее беременность — дар небес. Они с мужем много лет назад оставили надежду иметь детей. И даже не пытались выяснить причину своей бездетности. Каждая пятая пара бездетна не по своей воле. Приходится с этим мириться.
Зато они убедили себя, что будут жить друг для друга, вдвоем, и работать в писчебумажном магазине, который они вместе основали.
Когда они узнали, что Карен-Маргрете забеременела, они растерялись. Подумать только — я ведь могла бы уже быть бабушкой! Ну, разве очень молодой бабушкой, любезно возразил домашний доктор.
О том, чтобы прервать беременность, не могло быть и речи, ведь, кроме всего прочего, было уже больше двенадцати недель.
