Хабиба достает свое цикламенового цвета вязанье и некоторое время сидит со спицами в руках, задумчиво глядя в пространство.
Страшила Ольферт привел повидаться с матерью двух своих наследников — Ольферта Среднего и Ольферта Младшего.
Семейство плотно утрамбовалось на диванчике по обе стороны от худосочной Ивонны.
Телевизор включен на полную громкость, но никто его не слушает.
— Противно смотреть, как вы здесь валяетесь, принцесс из себя корчите, — говорит Страшила Ольферт. — И все за счет налогоплательщиков!
Указательным пальцем он тушит сигарету в пепельнице.
— Мы прогорим, пока ты будешь здесь разлеживаться. И на что, черт возьми, мы будем тогда жить? Об этом ты подумала?
Ивонна только моргает.
— Такое маленькое предприятие, как у нас, мгновенно задушат крупные. Тем более теперь — при неблагоприятной конъюнктуре и безработице. Пошевелила бы мозгами. Давно уж пора уразуметь, что надо срочно выписываться!
Он пихнул жену в бок и крутанул головой.
— А-а!.. — завопил Ольферт Средний.
— Пап, скоро мы домой пойдем? — спрашивает Ольферт Младший.
— Мальчики совсем заброшены, ты же видишь!
Оба мальчика довольно откормленные. Оба в папашу, и оба явно на стороне отца.
Ольферт Средний дергает брата за волосы.
— Отстань, дурак! — хнычет Ольферт Младший.
— Сиди смирно, негодяй! — рявкает отец и шлепает старшего по затылку. Потом, состроив жалостную мину, вновь обращается к жене: — Я и ем-то черт-те что, кто мне приготовит? И канарейке некому воду сменить. И за морской свинкой я не намерен ухаживать. Да-да!
— Бедная крошка, — вздыхает Ивонна с несчастным видом.
— На вот, смотри!
Страшила Ольферт шлепает на столик членский билет Партии Прогресса.
— Я получил его сегодня утром. Дай только срок — через пару лет я пройду в фолькетинг!
— Боже мой! Кто же это здесь сырость развел? Неужели Линдочка?
С кровати Линды слышатся приглушенные всхлипывания.
Веселая коротышка Рёрбю останавливается с подносом, заставленным бутылками из-под содовой.
— Послушай-ка меня!
Она поставила поднос, присела к Линде на кровать и принялась развертывать одеяло, в которое та закуталась. Потом наклонилась к мокрому от слез лицу.
— Ну-ну, чего ты так расстроилась?
— Из-за… из-за Аллана. Я так боюсь, как бы он чего не вытворил, пока я здесь валяюсь…
— Дурашка ты, Линда, — ласково говорит Рёрбю. — Разве ты не знаешь, все жены боятся, как бы их мужья чего не натворили, пока они лежат в больнице. И точно то же самое с мужьями — лежат да только и думают, а чем там, дома, ихняя мадам занимается.
