Потерпи немного -
Скоро отдохнем.
Шику появляется из темноты, бросается ко мне, вписываясь в живот лбом, как футбольным мячиком.
— Нар-одар! — всхлипывая, шепчет он, — ты простить Шику?
— Ну чего ты? Я же ничего… Шику, прекрати!
Плечи его трясутся от старательно сдерживаемых рыданий, он обнимает меня так, словно хочет раздавить.
— Все, все, успокойся, лучше скажи, там, на руднике, будут эти твои Алвано и Камфу?
— Только Камфу, Алвано сейчас далеко.
Ну что ж, спасибо и на том. А теперь спать, завтра будет трудный день.
Шику сладко сопит во сне. Костер погас, я сижу, прислонившись к стене и обхватив колени, вспоминаю тот день.
Внеочередной дозор моего взвода. Дождь накрапывает, в клубе музыка, танцы, но мы мокнем, глядя в туман. Запищала рация, голос Ларсена звучит весело:
— Дан! Тут девушка!
— Какая еще девушка?
— Красивая, — со смешком, не по уставу отозвался солдат.
— «Феечка» что ли?
— Сам ты «феечка»!
Девушка, которую привели Ларсен и Стоун, плакала. Неброско одетая, не накрашенная, она была красива, как Белоснежка. Ее хотелось подхватить на руки и унести подальше от имперских позиций, куда-нибудь в Пансилию, на золотые пляжи.
Лина-Линочка, девушка-Белоснежка, неужели ты знала обо всем, когда плакала передо мной? Или тобой, как игрушкой, играл отец? Лидер Умано точно замешан в этой истории, и кто-то из старших офицеров штаба.
Что же ты такого узнал, Корд? Кого защищал своим молчанием? Зачем вообще прилетел из Аргонны на базу Рагварна? Мы так и не успели толком повидаться…
Едва небо над лесом становится серым, я расталкиваю не выспавшегося Шику, и мы выдвигаемся навстречу моим кровным врагам.
К вечеру выходим к горной деревушке. Нас встречает тишина. Бараки для рабов зияют открытыми дверями, цепи ворот порваны, земля изрыта грубыми протекторами колес и траками гусениц.
Шику оглядывается на меня, его глаза сверкают в темноте, потом бросается вперед, смешно размахивая руками, и замирает перед телом нарьяга.
Можно не сомневаться, что живых мы здесь не встретим — мятежники перебили охрану, а рабов увели.
— Нар-одар!
Подхожу ближе. Нарьяг в странных одеждах из красной шерсти лежит, раскинув руки в пыли, бусины раскатились по земле, грудь разворочена разрывной пулей. Хочется плюнуть в ненавистную рожу нелюди, но замерший рядом Шику говорит:
— Его имя Наару, он быть добрый, делать бусики.
Мне стало стыдно, ведь именно этот нарьяг не сделал мне зла, жил себе, бусики мастерил.
