Тишина. Шику подскочил и затряс пленника за плечи, ему показалось, что тот не дышит.
— Что,… Шику? — раздался измученный голос.
— Спой песню, которую вчера пел.
Чужак посмотрел на мальчика, как на сумасшедшего.
— А…эту…
Долгая дорога
Вьется на закат.
Потерпи немного,
Раненый солдат.
В горькую годину
Мир горит огнем,
Потерпи, родимый,
Скоро отдохнем…
Шику пробрала дрожь. Смутные образы возникали у него в голове, сменялись другими, становилось все непонятнее и непонятнее. Глухой голос проникал в самое сердце, разбивал скорлупу холода, тоски и обреченности. Шику всегда знал, что он — избранный, он — нарьяг, принадлежащий к высшей касте. Он умел терпеть лишения, постоянные занятия со строгим наставником, боль в костях после очередного «рывка» и одиночество.
Но память! Память взяла свое, растревоженная знакомой мелодией, она запутала Шику в пелену давно забытых событий.
Темный узкий барак, свет из щелей пробивается в многолюдное помещение. На треноге в котле булькает постная похлебка, в пыли возятся дети. Вокруг суетятся женщины, но их серые лица напоминают покойницкие. Шику сидит на коленях матери, она что-то шьет, тихонько бормоча под нос песню. Вдруг в барак врывается женщина, волосы ее растрепаны, она кричит что-то страшное, и мама до боли сжимает Шику в своих объятьях. Потом появляются нарьяги. Люди падают перед ними на колени, расстилаются на земле, а они забирают детей. Забирают и его, Шику, вырывают из уютных объятий матери. Она истошно кричит, не пускает, мальчик пищит от боли и страха. Кто-то вступается, отталкивает нарьяга, закрывает мать Шику спиной. Мальчик знает его, он был сильным и храбрым, он пришел из дальних земель, где все свободны и счастливы. Его зарубили, а Шику отняли у матери и с другими детьми забрали в Нарголлу.
Звездная дорога
Вспыхнет серебром.
Потерпи немного,
Будем мы вдвоем.
В облаках усталых
День уходит прочь.
Нам чуть-чуть осталось —
Скоро будет ночь…
В эту темную долгую ночь Шику не спал. Убедившись в отсутствии собственной души, в рабском прошлом и бессмысленном будущем, он провел ее возле раненого имперского офицера, стирая пот, текущий по его горячему лицу, меняя промокающие повязки и напевая под нос вспомнившуюся песню.
— Шику, — очнувшись под утро, сказал пленник, — беги.
— Мне некуда бежать, — ответил мальчик, — и незачем. Никто не ждет меня ни в одном месте на всем свете…
— Если бы я был свободен,… я забрал бы тебя с собой… в большой прекрасный город,… в Ориму.
