— Каким образом, Мотя? — удивился Жук.
— И пили, и дебоширили, и меценатствовали — практически одновременно.
— А что — сейчас не так, что ли? — усмехнулся Чингачгук.
— Сейчас? — Бегемот почесал затылок. — Не знаю, не знаю… Я же не общаюсь в их кругах.
— Правильно, — прохихикал Кот. — Тебя как увидят издалека, так сразу же все рестораны на ремонт закрываются. В крайнем случае на обеденный перерыв.
— Это правда, — согласился собеседник. — Кстати, я не уверен про всё остальное сказанное, но вот про меценатство, точно ничего не слышал: то ли злее люди стали, то ли умнее… Если что и делается, то только в личных рекламных целях.
Шмель грустно вздохнул и выдал свою точку зрения, закрывающую тему:
— Сейчас представители бизнес класса разделились на две половины: одни продолжают жить вольной купеческой жизнью, а другие, не довольствуясь достаточным материальным положением, ринулись во власть. Был у меня друг…
— Почему был? — перебил его Крот.
— Потому что умер! Блин, какие непонятливые. Он не отказывал себе в удовольствие гульнуть на полную катушку. Это, как известно, тормозит дела. Так и продолжалось с начала девяностых. Э-э-э, да хватит о грустном…
Барбариска, молча поглядывая на разговаривающих, мучила двумя вилками принесённую жаренную рыбу: то ли барабульку, то ли какую другую — под золотистой корочкой поди разгляди, что это за зверь. Вторую вилку она позаимствовала у Бегемота, потому что тот своё уже проглотил и двумя орудиями пищевого труда, кромсала рыбёшку. Вскрытие Лариса проделывала довольно умело и ловко, наслаждаясь ковырянием в жаренном блюде, но Ворон всё-таки не сумел не вмешаться:
— Вот! А всё меня культуре учила.
Барбариска гневно посмотрела на возмутителя спокойствия и обиженно воскликнула:
— Чего тебе не нравится, ты…
Она хотела сравнить Вову с каким-нибудь представителем животного мира, подходящему под описание его внешности, но слов не находила. Всё, что крутилось на языке, имело вполне безобидное сравнение, не соответствующее нынешнему настроению. В уме она пробежалась по зарубежному тартару, заглянула в местный ад и замерла в нерешительной позе, с двумя вилками наперевес.
Шмель оценил боевой настрой Барбариски, а самое главное — остриё зубцов вилок, нацеленных на грудь Ворона и предупредил:
— Вован, ты сейчас под раздачу пойдёшь.
Это несколько разрядило обстановку, и смягчило вспыльчивый нрав атаманши. Она положила вилки на стол и спросила Ворона:
— Ну, и что не так?
