От чего должна отталкиваться феноменология времени? Как сформулировать проблему времени, чтобы стало возможно ее феноменологическое решение? Эти вопросы образуют фон всех тех размышлений, которые я старался развить в «Событии и времени». Здесь я хотел бы не столько подвести итог этим размышлениям, сколько обосновать их отправной пункт, заключающийся в идее такой феноменологии, которая отказалась от всякой идеи конституирования объективного времени (или времени мира), исходя от субъективной данности, рассматриваемой в качестве «наиболее первичной».
Я вновь отправляюсь от классического анализа времени, данного Гуссерлем в его «Лекциях по феноменологии внутреннего сознания времени», чтобы показать неприменимость этих понятий для осмысления времени. Цель этого анализа двояка. Вначале речь пойдет о том, чтобы поставить под вопрос саму формулировку проблемы, определяющую горизонт этого произведения, чтобы выявить те апории, которые она порождает, а через них — неадекватность всякого подхода к проблеме времени в трансцендентально-конститутивных терминах. Поскольку вопрос о времени является в гуссерлевской феноменологии вовсе не частным, а таким вопросом, в разработке которого феноменология приходит к обладанию «неким последним и подлинно абсолютным»[36] (если воспользоваться формулой «Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии I»), то апории конституции времени не могут не иметь катастрофических последствий для всего проекта «конституции» в целом. Они должны побудить нас выйти за рамки трансцендентального анализа, каковым была феноменология с самых ее истоков. Затем речь пойдет о том, чтобы сопоставить гуссерлевскую феноменологию времени с ее метафизическими предшественниками. Сделать это необходимо не только для того чтобы показать принадлежность гуссерлевского проекта такой вещи, как «метафизика», контуры которой предстоит более точно обрисовать, но и для того чтобы, переосмысливая метафизику, найти такой подход ко времени, который был бы подлинно «постметафизическим»: дело, которое Хайдеггер задумал, но по причинам структурного характера не смог довести до конца, по крайней мере на ранних этапах своей мысли.
Следовательно, я рассчитываю на то, что мой имманентный комментарий к Гуссерлю будет чем-то иным, нежели простой экзегетикой. Я надеюсь, что он поможет нам войти в жизнь субъекта, приобщившись к «самой вещи», которая называется «время».
