или случаем
(Vorkommnis). Теперь оно употребляется как
singulare tantum»[29]. Поэтому, чтобы выразить со-принадлежность человека бытию и бытия сущности человека, слово
Ereignis должно быть услышано в двойном значении: дара
(Gabe), который дает явиться бытию, дает ему, так сказать, место «перед взором» (согласно корню
ег-äидеп), тем самым оберегая его; и
приведения-к-собственному бытия и
Dasein, что делает их к тому же сопринадлежащими друг другу (согласно корню
er-eignen). Тогда, как утверждается во «Времени и бытии», «бытие оказывается определенным родом события, а не событие — родом бытия»
[30].
Однако даже если нюанс «события» не исчезает полностью в хайдеггеровском употреблении слова «Ereignis», тем не менее явственно видно, что это понятие (если речь еще идет о понятии) далеко уводит нас от вопроса о событии. В самом деле, «Ereignis» не может употребляться во множественном числе. Но рассмотрение множественности событий, исходя из которых разыгрывается смысл нашего существования и складывается наша история, составляет существенную черту всякого мышления о событии как таковом и в то же время служит, несомненно, еще более радикальным указанием на конечность нашего существования, чем то, которое имеет в виду Хайдеггер.
Кроме того, по признанию самого Хайдеггера, то, что обозначается словом «Ereignis», не принадлежит истории, определяемой как история бытия: «Определяющее судьбу в качестве Ereignis само по себе аисторично, или, лучше сказать, не имеет судьбы (das Schickende als das Ereignis, ist selbst ungeschichtlich, besser geschicklos)»[31]. Конечно, эта аисторичность означает не простую и чистую сверхисторичность вечной инстанции, стоящей над историей, а скорее конститутивное отступление того, что, освобождая историю от бытия в ее эпохах, скрывается и уходит в самом этом освобождении — и остается в этом смысле «вне истории», ибо дает место истории как таковой. Но никакое событие в событийном смысле не может быть облечено подобными прерогативами. Если событие открывает новую страницу истории, оно также всегда принадлежит этой истории именно в качестве внутримирового факта. Скажем еще раз: событийная проблематика и хайдеггеровское мышление Ereignis следуют в двух разных, а в некоторых отношениях даже противоположных направлениях. Нет никакой уверенности в том, что Ereignis не превратилось под пером Хайдеггера в последнее наименование инстанции, которая в своей глубине все еще
