Приступим.
Левая мишень, центральная мишень, правая мишень.
Тот пистолет, с которым я пыталась тренироваться у Кондора, был меньше, легче, да и отдача была не так ощутима. Или же я просто отвыкла от этих ощущений… впрочем, когда бы я успела к ним привыкнуть?
Еще раз правая мишень, центральная, левая…
Мне не хватает воздуха.
Левая, центральная – мимо. Перед выстрелом по правой мишени, прицеливаясь, я пытаюсь глубоко вдохнуть, но у меня не получается.
Не могу дышать.
Это была ужасная затея.
Я ошибалась, думая, что уже начала справляться со своей паникой. Тренировки в рендере обманули меня, и только теперь, когда в моих руках вновь оказался настоящий пистолет, я понимаю, что все стало куда хуже. На этот раз паника пришла почти сразу: цель поразили только первые три выстрела, не считая пробного, а последние две пули и вовсе ушли в изоляцию, даже не задев полотно мишени.
Перед глазами все плывет, колени подгибаются. Кажется, я вот-вот упаду. В нескольких метрах от меня стоит стул, но, посмотрев на него, я понимаю, что вряд ли смогу до него дойти.
Держись, Арника.
Я с трудом сохраняю уплывающее равновесие, пока сажусь на пол, сажусь медленно и очень осторожно, чтобы не навредить ногам, ведь на мне больше нет защитных сапог. Положив пистолет на пол как можно дальше от себя, непослушными вспотевшими руками я перевожу свой браслет в режим отображения пульса, зажимая боковые кнопки. Далеко за сотню.
Утерев пот со лба, я крепко обхватываю колени руками, чтобы ослабить нервный озноб, и закрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание и обрести над собой хоть подобие контроля.
– Ты в порядке? – Вопрос, застигший врасплох, заставляет резко выдохнуть, распахивая глаза. – Извини, – говорит малодушная уже тише, – не хотела тебя пугать.
Удивительно, но я нахожу в себе силы улыбнуться.
– Собираешься прочесть мне нотацию по поводу порчи стен? – Голос предательски дрожит, выдавая мое состояние.
– Ты боишься стрелять. Почему? – спрашивает малодушная, игнорируя мою реплику.
Я оставляю ее вопрос без ответа, потому что у меня его нет. Но малодушная не унимается:
– У такого сильного страха всегда есть причина. Чего именно ты боишься?
Я задираю голову вверх, глядя в камеру, что расположена прямо надо мной.
– По-твоему, – я киваю в сторону лежащего на полу пистолета, – на это способен каждый?
– Так тебя пугает сама мысль об убийстве?
«Больше нет», – мысленно отвечаю я себе, не решаясь произнести эти слова вслух, будто в них кроется что-то постыдное. Прежде казалось, что именно в этом заключается моя проблема со стрельбой, но теперь мысль об убийстве больше не пугает, ведь я смогла принять ее, свыклась с ней уже давно, даже еще до того, как оказалась здесь.
