Чтобы Чургулия кого-то целовал!
Я вырвала у Дениса руку. Остановилась. И как партизанка с берданкой выглянула из-за стоявших рядом дам.
Чургулия стоял, обняв какую-то блондинку в белом пиджаке. И брюки у нее были белыми. И туфли на высоких каблуках. Они беседовали с какими-то людьми и вдруг все вместе громко рассмеялись. И я увидела такое, что долго не могла понять. Рука моего мужа по-свойски съехала на попу дамы в белом.
Или это чужая рука? Или это не мой муж…
Меня все это поразило так, как будто бы я вдруг увидела, что Чургулия снял с себя свои ржаные волосы. А я и не догадывалась, что это парик.
Чургулия меня увидел.
И вдруг мне пришло в голову проверить, парик ли это на самом деле, и я уже собралась в него вцепиться. Но мой решительный разбег был ловко прерван в самом начале. Привычный к парному танцу Денис перехватил меня на взлете. Не разжимая зубы, отчетливо сказал мне прямо в ухо:
— Не стоит, Ева, — и уволок за собой, крепко приобняв за плечо.
Я только успела увидеть, как белая дама повернулась и, сверкая климактерически потным лицом, противно спросила:
— Гэбриэл? Ар ю ОК?
* * *
— Только ничего мне не говори! Пожалуйста, без комментариев! — истерично прокричала я, когда села к нему в машину.
Он благородно промолчал, выкручивая руль и выезжая на улицу. Мы втиснулись в поток машин и понеслись вперед. Небо над городом синело. Фонари горели оранжевыми огоньками. Поехали по Гери вверх. Сан-Франциско пугал меня своими перекрестками на самых вершинах холмов. Останавливаться приходилось под углом в сорок пять градусов. Как космонавтам на взлете. Мне каждый раз казалось, что машина не справится и скатится обратно вниз.
Все чургулиевские слова о фиктивности нашего развода оказались нелепым детсадовским лепетом. Я чувствовала себя глупой и оскорбленной. Я не приеду к нему никогда. Я никогда не забуду этого ужасного одиночества, которое я испытываю благодаря ему. Вселенского одиночества. И заброшенности. Отчаяния и страха.
Но вот мы выехали на самый высокий холм. Дальше дорога мягкими волнами скатывалась к океану. А прямо по курсу в этом месте обычно виден был остров-тюрьма Алькатрас. Но сейчас вместо океана была стена молочного тумана. Не тумана даже, а слоистых облаков, ползущих на брюхе по побережью.
Мы проезжали мимо небольших деревянных домиков, покрашенных в пастельные тона. В каждом из них горел уютный желтый свет. И в каждом из них сейчас могло быть счастье. Где-то же оно есть. Ходит же где-то рядом…
