— То-то я раньше все время думала, почему модели на фэшн-тиви такие страшные… — приподняв на мгновение рыжую бровь, грудным голосом сказала Наташка Дмитриева.
— Ну да. Чтобы не напугать потребителей своей неземной красотой, — подтвердил Молочник. — Если какая-нибудь современная Софи Лорен или Лолобриджида начнет демонстрировать одежду, надевать ее после них — дохлый номер. Эти-то хороши и в рогожке, подвязанной веревкой. А обычная женщина? Это будет жалкое зрелище… Поэтому реклама делается как бы наоборот — уродливые, но ухоженные модели носят то, что на нормальной женщине смотрится гораздо лучше. Стало быть — наше общество — общество потребителей. И все вокруг — товар.
— А мы — стая покупайчиков, — презрительно закончила его мысль Наташка. — Вот поэтому-то я моду терпеть и не могу! Я — человек антимодный!
— Антимодный? — хмыкнул Гришка, не глядя ни на кого. Увлеченно откусывая с одной руки бутерброд с сыром, а с другой — с колбасой, он добавил, ни к кому вроде бы не обращаясь: — Чтобы быть антимодным, за модой надо следить. А то вдруг нечаянно в нее вляпаешься… Вот и будет облом всем твоим убеждениям. — И бегло оглядев Наташкин наряд, он смачно добавил: — Точно такое же платье видел вчера в Пассаже. Народ брал.
— Не смешно, Аю-Даг! — ледяным голосом парировала Наташка, пока все ржали. — Это — дореволюционная юбка моей прабабушки, и латы моего прадедушки.
Наташка отчасти была права. Она никогда не одевалась модно. Она одевалась сногсшибательно. Дореволюционная юбка прабабушки лиловыми шелковыми складками ниспадала почти до пола. А «прадедушкины латы» представляли собой маленький жилет-кольчужку из крупных, как арахис медных звеньев, надетый поверх тоненького сиреневого свитера.
Как посмотрю на Наташку Дмитриеву, так сразу понимаю, что все разговоры о модном типе красоты — полная чепуха. Ближе всех у нас к модному идеалу, конечно Машка Ольшанская. Она и будет актрисой, героиней нашего времени. Но Наташка… Я не испытываю к женскому полу нездорового интереса, но глядя на Наташку, все-таки что-то ощущаю. Ведь я художник. Люблю прекрасное.
Наташка манит своей десертной сладостью и обещанием праздника.
Десертной ее внешность назвал Гришка. Он еще рассуждал:
«Вот я люблю рыбу. Но люблю ее не за внешнюю привлекательность, а за то, что знаю, какой у нее вкус. Вряд ли я выбрал бы ее, если бы увидел на тарелке впервые в жизни. Ну лежит такая плоская, жалкая, костлявая. Смотрит обиженными глазами. А вот если я вижу на витрине десерт — у меня текут слюнки. Он такой накрученный, воздушный! Всем своим видом обещает, что не разочарует».
