— И долго вы с ним встречаетесь? — спросила я. Саша отхлебнула чаю.
— Пару месяцев, — ответила она.
Она сразу воспрянула духом, как будто для нее даже поговорить о Джулиане было все равно что живой воды напиться. Она, наверное, уже простила его за то, что он ее тут бросил. Девочки отлично умеют закрашивать некрасивые белые пятна. Я вспомнила прошлую ночь, ее театральные стоны. Бедная Саша.
Она, скорее всего, верила, что всякую печаль, любой проблеск тревоги можно унять побегом. В ее возрасте печаль всегда приятно отдавала заточением: ты бунтуешь и восстаешь против ограничений, которые на тебя накладывают родители, школа, возраст. Против всего, что отделяет тебя от вполне понятного будущего счастья. На втором курсе колледжа я встречалась с парнем, который взахлеб говорил о том, что нам нужно сбежать в Мексику, — а мне как-то не приходило в голову, что прошло то время, когда мы могли сбежать из дома. И к чему мы с ним прибежим, я тоже не думала, мне только смутно представлялся воздух потеплее да секс почаще. Теперь же, когда я стала старше, воображаемые декорации нашей будущей жизни утратили свою привлекательность. Может, это чувство так и не пройдет до конца. Останется, как депрессия, которая не проходит, только становится более привычной, компактной. Выгородит себе местечко-чистилище, унылое, как гостиничный номер.
— Послушай, — начала я, влезая в до смешного незаслуженную роль родителя. — Надеюсь, Джулиан хорошо себя с тобой ведет.
— С чего бы ему вести себя плохо? — спросила она. — Он мой бойфренд. Мы с ним живем вместе.
Могу себе представить, что у них там за жизнь. Съемная квартира с помесячной оплатой, где воняет хлоркой и разогретыми полуфабрикатами, матрас застелен детским покрывальцем Джулиана. Девичья лепта — ароматическая свечка у кровати. Я, впрочем, не то чтобы лучше устроилась.
— Мы, может, даже переедем в квартиру со стиральной машинкой. — Саша, похоже, вспомнила их убогий быт, и в ее голосе прорезалась запальчивость. — Через пару месяцев.
— А родители не против того, что ты живешь с Джулианом?
— Я могу делать что захочу. — Она спрятала руки в рукавах толстовки Джулиана. — Мне восемнадцать.
Быть того не может.
— И вообще, — добавила она, — когда вы были в той секте, вам столько же лет было, разве нет?
Говорила она сухо, но мне почудился обвинительный укол. Не успела я ничего ответить, как Саша встала, прошаркала к холодильнику. Я смотрела, как она наигранно виляет бедрами, как запросто хватает привезенное ими пиво. На ярлыке — резные посеребренные горы. Она посмотрела мне в глаза.
