Казалось, будто я впервые хожу по этому магазину, от алкоголя мысли сделались бесформенными. Непрерывное моргание ламп, засохшие лимонные карамельки в банке, косметика, разложенная притягательными, фетишистскими кучками. Я раскрутила тюбик помады, чтобы попробовать ее на руке, — я читала, что именно так надо делать. На двери звякнул магазинный колоколец. Я подняла голову. Вошла та самая черноволосая девочка из парка — в джинсовых кедах и в платье с обрезанными рукавами. По мне прокатилась волна возбуждения. Я уже воображала, что ей скажу. Из-за ее внезапного появления мне показалось, что весь день пронизан строгой синхронностью, что сам угол падения солнечных лучей пересчитан заново.
Она не красивая, поняла я, увидев девочку снова. Тут дело было в чем-то другом. Что-то такое я видела на снимках дочки актера Джона Хьюстона. Когда на лице, казавшемся ошибкой, действовали какие-то иные силы. Это было лучше красоты.
Мужчина за прилавком набычился.
— Говорил же, — сказал он, — не пущу вас сюда больше, никого. Проваливай.
Девочка лениво улыбнулась, подняла руки. У нее под мышками я увидела иголочки волос.
— Эй, — сказала она, — я просто зашла купить туалетную бумагу.
— Вы меня обворовали, — сказал мужчина, багровея. — Ты и подружки твои. Носились тут босиком, наследили грязными ножищами. Думали меня отвлечь.
Попав под прицел его гнева, я бы перепугалась до ужаса, но девочка держалась спокойно. Даже насмешливо.
— Ну это вряд ли, — она склонила голову, — может, вы меня с кем-то спутали.
Он скрестил руки:
— Я тебя запомнил.
Лицо девочки дрогнуло, взгляд стал леденеть, но она по-прежнему улыбалась.
— Ладно, — сказала она, — как скажете.
Она посмотрела в мою сторону — равнодушно, холодно. Словно почти меня и не заметила. Меня так и потянуло к ней; я и сама удивилась, как же мне хочется не упустить ее снова.
— Иди отсюда, — сказал мужчина. — Давай.
Уходя, она показала ему язык.
Самый кончик, будто шаловливый котенок.
Я всего-то на секунду замешкалась, прежде чем выскочить вслед за девочкой, но она уже быстро шагала по парковке. Я побежала за ней.
— Эй! — крикнула я.
Она не сбавляла шаг.
Я крикнула снова, громче, и она остановилась. Подождала меня.
— Вот урод, — сказала я.
Наверное, я вся блестела, как яблочко. Щеки раскраснелись — от бега и от алкоголя.
Она злобно оглянулась на магазин.
— Жирный мудак, — пробормотала она. — Даже туалетной бумаги купить нельзя.
Наконец она будто бы меня заметила, пригляделась ко мне. Видно было, что я показалась ей маленькой. А рубашка с манишкой — мамин подарок — слишком уж выпендрежной. Мне захотелось вмиг перерасти эти детали. Я предложила помощь, даже не подумав.
