Мать поразилась тому, как Фрэнк, словно по волшебству, сумел выманить меня из дома. Чего, собственно, Фрэнк и добивался. Чтобы она представляла, как ловко он впишется на роль отца. Мне же ярмарка доставила ровно столько удовольствия, сколько я и ожидала. Я ела фруктовый лед, картонный стаканчик размяк, и я перемазала руки в сиропе. Я выкинула стаканчик, не доев, но на ладонях, даже после того как я вытерла их о шорты, так и остались липкие потеки.
Я проталкивалась сквозь толпу, то попадала в тень, то выходила на солнце. Видела знакомых ребят, но в школе они обычно сливались со стеной, и ни с кем из них я не проводила никакого осмысленного времени. Однако я все равно беспомощно твердила про себя их имена. Норм Морович. Джим Шумахер. В основном дети фермеров, от их ботинок всегда пахло гнильцой. На уроках они отвечали тихо, и только когда их спрашивали. Внутри их ковбойских шляп, которые они, переворачивая, клали на парты, был виден скромный ободок грязи. Они вели себя вежливо и порядочно, за ними угадывались молочные коровы, клеверные поля и младшие сестренки. Ничего общего с обитателями ранчо, с жалостью смотревшими на мальчишек, которые до сих пор почитали отца или вытирали ботинки, входя на кухню к матери. Я гадала, что сейчас делала Сюзанна — плавала в речке, а может, валялась на кровати с Донной, или Хелен, или даже с Митчем — представив это, я прикусила губу, принялась отдирать зубами чешуйку сухой кожи.
Нужно было еще немного поторчать на ярмарке и потом идти домой — обрадовать мать с Фрэнком, что я, мол, получила здоровую дозу социальной активности. Я начала проталкиваться в сторону парка, но и там было негде развернуться: начался парад, поехали грузовики с громоздкими моделями мэрии из гофрированной бумаги. Банковские служащие и девушки в индейских костюмах махали руками с платформ, с яростным, оглушительным грохотом промаршировал оркестр. Я выбралась из толпы, стала обходить ее по краю. Искала переулочки потише. Музыка заиграла громче, парад миновал Ист-Вашингтон. Мое внимание отвлек смех, деланый и язвительный. Не успела я обернуться, как поняла, что смеются надо мной.
Это была Конни — Конни и Мэй, — у Конни с запястья свисала сетчатая хозяйственная сумка, нагруженная какими-то продуктами, я разглядела банку апельсиновой газировки. Из-под футболки у Конни просвечивал купальник. Можно было расшифровать весь их нехитрый день — отупляющая жара, выдохшаяся газировка. Сохнущие на веранде купальники.
