1941 год | страница 64
— Мне не трудно ответить на твой вопрос, Яков. В зависимости от ситуации я и тот, и другой человек! Правда, хочу тебе честно сказать, что мне хотелось бы всегда носить фамилию, имя и отчество, данные мне моим же отцом. Я хотел бы всегда быть — Иваном Игнатьевичем Фроловым! Но ты, Яков, наверняка, слышал о том, что по временам у меня на родине творятся невероятные вещи! Проводились коллективизации, партийные чистки, раскрывались шпионские сети — в результате из жизни уходят сотни тысяч, а может быть, и миллионы простых людей. Когда я был Фроловым, то меня и моего отца по доносу сделали предателями родины,! Отец не выдержал пыток, повесился в тюрьме. Мать споили, я же год провел во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, когда мне было всего семнадцать лет! Бежал, скрывался от преследования, убивал агентов и оперативников НКВД. На моем счету сейчас их оказалось столько, что, если меня когда-либо арестуют, узнают, кем я являюсь, то меня расстреляют без суда и следствия! Поэтому сегодня я — Вальдемар Косински, гражданин Польши! Ну, что, Яков, ты удовлетворен моим ответом на свой вопрос?
— Если бы я только знал об этом раньше, когда ты сегодня перешагнул порог моей харчевни? Вряд ли я тогда оказал бы тебе…
— Ты имеешь в виду, что тогда вряд ли бы оказал мне своего гостеприимства?! Ну, что ж, Яков Вайсерман, твой ответ мне ясен и понятен! Дай, мне пять минут для того, чтобы я мог бы собраться, и навсегда покинуть твою харчевню. Скажу тебе, Яков, только одно, что внутренне, я был готов к такому решению твоей семьи. Поэтому готов хоть сию минуту отставить в покое членов твоего семейства и навсегда вас покинуть!
Но Яков Вайсерман только улыбнулся ему в ответ какой-то смущенной улыбкой и произнес:
— Да, о чем ты, Вальдемар, говоришь? Какое там, соберу вещи и уеду? Понимаешь ли, что мнение членов моего семейства разделилось только по одному вопросу. Я пришел к тебе так поздно, чтобы рассказать о том, что мой сын, Яков Вайсерман, завтра утром посетит деканат своего факультета, где напишет заявление о предоставлении ему академического отпуска в учебе. После этого Яков поступает в твое полное распоряжение! Семейство Цукерманов и их сын Генрих готовы переехать в Швецию. Там в Стокгольме Генрих и моя Кристина повенчаются. Таким образом, остаемся я и моя жена, Гелия, мы не приняли окончательного решения, так как не хотим покидать своей родины, Литвы!
— Черт тебя подери, Яков! С собой ты можешь поступать и делать все то, чего ты сам не захочешь! Хочешь умереть от руки эсэсовца, так умирай! Тебя в этом никто не остановит, это целиком твоя личная проблема! Ты же сейчас сам хорошо понимаешь, что твоя Гелия приняла такое же, как и ты, решение в основном из-за того, чтобы только тебя поддержать. Всем другим показать, что именно ты, Яков, сегодня являешься главой семейства Вайсерманов! А ты, Яков, сейчас, видимо, гордишься тем, что твоя жена приняла аналогичное решение из-за своего желания свою судьбу разделить с твоей! Но ты подумай, Яков, сейчас подумай о таком возможном повороте твоей жизни, когда тебя и Гелию, вместе поставят под дула винтовок расстрельной команды эсэсовцев. Стоя под дулами винтовок, только тогда ты поймешь, что это ты сам решил свою судьбу! И что Гелия сейчас погибнет из-за твоего тщеславного поведения! Тебя расстреляют из-за твоего собственного тщеславного самомнения, ну а ее то — за что?!