Насколько колорит был всеобъемлющим выразителем вангоговского мировоззрения видно по тем изменениям, которые произошли в его живописи с приездом Гогена. Присутствие Гогена и его живописи словно окрашивало для него окружающий мир в «гогеновские» тона. Исчезли его сияющие, словно изнутри пронизанные солнцем Прованса краски, все эти сверкающие контрасты открытых ярких цветов и прежде всего его любимые «оппозиции» — синего с желтым 51. Зато на первое место в его «иерархии» контрастов выдвинулась гогеновская триада — красно-коричнево-зеленый. Гоген, по его собственному признанию, «обожал красный цвет». Именно в оранжево-красно-фиолетовой гамме выдержана одна из лучших работ Ван Гога этого периода — «Красные виноградники в Арле» (F492, Москва, ГМИИ им. А. С. Пушкина), которые писал одновременно с ним и Гоген, изобразив, правда, арлезианок, собирающих виноград, в бретонских национальных костюмах (как будто в пику Ван Гогу, восхищавшемуся манерой арлезианок одеваться).
Правда, в своих «Красных виноградниках» Ван Гог еще стремится разработать гамму Гогена по своей методе, чтобы доказать своему несколько высокомерному другу преимущества работы быстрым динамичным мазком, превращающим цветовую поверхность не в плоское пятно, как это делает Гоген, а в живую, едва ли не «кипящую» под кистью художника массу. Как истый поклонник и последователь Делакруа и Монтичелли, Ван Гог отрицает плоскую, как у Гогена, окраску, красиво покрывающую холст, но нейтральную по отношению к движению кисти. Ван Гог всегда стремится в самом прикосновении кисти к холсту передать свой темперамент и характер: «Мне хочется работать так, чтобы все было ясно видно каждому, кто не лишен глаза» (526, 387). Его не удручает, если «холст выглядит грубым» (527, 387). Напротив, он словно бы в своем прямодушном намерении высказать о себе все, даже в самой фактуре, а иногда именно и преимущественно в фактуре, как бы хочет сказать: да, я груб, но искренен. Он применяет груботертые краски, растертые ровно настолько, чтобы они стали податливыми, «не заботясь о тонкости структуры» (там же). Он любит резкие, пастозные мазки, этакое «беспутство в живописи» (525, 386), когда их напластования и бег воспроизводят всю не поддающуюся контролю разума и «вкуса» психомоторную стихию его вдохновения. Гоген считал, что Ван Гог «любит все случайности густого наложения краски — как у Монтичелли, я же ненавижу месиво в фактуре…» 52.
