М. А. Леблон пишет об этой трагедии, пользуясь понятиями, соответствующими «культовому» характеру вангоговского солнцепоклонения: «Творчество Ван Гога — это страсть к солнцу, даже в самом мучительном смысле слова. Это одновременно Вознесение, Успение и Голгофа» 39.
Как бы то ни было, эта несколько преувеличенная метафора в известном отношении передает истинную динамику развития вангоговского творчества в соотношении с этим культом солнца и его цветовым аналогом — желтым цветом. Именно с этим цветом были связаны его выдающиеся успехи в новой живописи начиная с пейзажей, изображающих жатву и сжатые поля, — «Жатва в Провансе» (F558, Иерусалим, Музей Израиля), «Стога и жнец» (F559, Толидо, Огайо, Художественный музей), «Пшеничное поле» (F561, Гонолулу, Академия искусств), «Стога пшеницы с жнецом и крестьянкой» (F560, Стокгольм, Национальный музей), и кончая серией «Подсолнухов», состоящей из семи картин, ставших настоящей эмблемой Ван Гога.
И именно этот цвет своим присутствием или отсутствием в колорите Ван Гога ознаменовывал те внутренние сдвиги, которые в свою очередь видоизменяли формы его самовыражения. Показательно, что желтый цвет и связанный с ним сияющий колорит полностью исчезают в последний, послеарльский период творчества Ван Гога. Все исследователи отмечают резкое изменение цветовидения художника, выразившееся в потускнении колорита и общей притушенности красок. Обычно эти новые свойства приписывают болезни Ван Гога, повлиявшей якобы на его восприятие цвета. Думается, что такое объяснение игнорирует символический характер цветовидения Ван Гога, о котором здесь уже говорилось.
Когда-то в Нюэнене он мечтал решить осенний пейзаж как «симфонию в желтом». Это было робкое предчувствие, которое претворилось теперь в смелые решения. Ван Гог создает несколько вещей, где комбинации различных оттенков желтого действительно позволяют говорить о «симфониях в желтом». Так, в одной из лучших картин этого цикла — «Корзинка с лимонами и бутылка» (F384, музей Крёллер-Мюллер) — «этот полновесный солнечный цвет», как говорил о вангоговском желтом Гоген, приобретает субстанциональное значение жизнетворного вещества. Оно светится изнутри в зеленовато-желтом фоне, уплотняется в ярко-лимонной плоскости стола и сгущается в червонное золото плодов, подобных тяжелым слиткам. Эта гармония многообразных тонов одного и того же семейства оттеняется изумрудно-зеленым пятном бутылки.
В разгар лета, когда кругом все стало выгорать и равнина стала приобретать все «оттенки золота, меди и бронзы», Ван Гог спускается с холмов и погружается в писание спелых хлебов. Этюд следует за этюдом, так как он работает, как всегда, «быстро, быстро, быстро, как торопливый жнец под палящим солнцем, который молча силится убрать побольше хлеба» (Б. 9, 545). Таким спешащим на этюд среди раскаленного солнцем пейзажа он изобразил себя, идущим по дороге на Тараскон («Художник по пути на Тараскон», F448, Магдебург, Кайзер-Фридрих-музеум, пропал во время войны в 1945 г.) 40.
