Поэтому, когда супруг первым шагнул в собственную гостиную, я с трудом удержалась от желания броситься к нему. Вместо этого лишь поднялась с дивана, на котором провела последние, самые тяжелые десять минут. В конце концов, пусть он лучше и дальше считает меня отмороженной, чем истеричкой.
Вслед за Ирвином проскользнули сестры в компании с остальными моими тенями, а затем и тени мужа.
— Гера, ты как? — Рейлин первой бросилась ко мне, подавая пример Кларе и Лизе.
— Я как?! — Я схватила ее за руку. — Вы как? Я волновалась, вас так долго не было. И эта воронка, летящая в ваш экипаж…
— Лайд Седрик оказался просто мастером щитов, так что с ним мы были в безопасности, — чрезмерно восхищенным тоном успокоила меня Кларамей.
— Лайд Седрик?
— Седрик Самани к вашим услугам, лайдис. — Тот самый мужчина, первая тень Ирвина, что подавал кольца жрецу, приблизился.
— Витте-арл Самани, — словно уточняя, скорее всего, для заинтересованно стреляющей глазками сестры, произнес Ирвин. А затем обратился уже ко всем: — Сейчас я открою портал к воротам дворца, туда, где должны были остановиться экипажи. Откуда пойдем пешком, как и планировалось. Прошу.
Рамка портала распахнулась в воздухе, и тени молча и послушно заскользили сквозь нее. А меня Ирвин придержал за локоть, явно желая поговорить наедине.
— Не смейте больше спорить со мной в таких случаях, — холодно произнес он.
— Не смейте больше разговаривать со мной в таком тоне, — отозвалась я, и не думая отвести взгляда.
Муж помолчал несколько секунд, а затем хмыкнул и прошел через портал, прекращая нашу первую семейную ссору.
А зал сиял, как дебютантка, дорвавшаяся до семейных бриллиантов. Несмотря на то что сквозь высокие окна проникал дневной свет, все световые огни были зажжены и отражались то от расставленных на столах бокалов, то от драгоценностей гостей. Подчиненные Нейни потрудились на славу, этого не могла не отметить даже я. Сочетание тканей, цветов, мебели и прочего было столь тщательно выверенным, что присутствующие, похоже, оказались под большим впечатлением.
И всему этому великолепию приходилось соответствовать. Хотелось надеяться, что фальшь в моей улыбке заметят лишь близкие и хорошо знающие меня люди. В который раз за день пришлось чувствовать себя идущей по руслу реки, по обоим берегам которой стояли разумные. И хотя выглядели они по большей мере благожелательно, уютнее от этого не становилось. Отшельницей я не была, вовсе нет, но и получать удовольствие от нахождения в толпе тоже не умела. Это Нейни чувствовала себя здесь как рыба в воде. Я же, если следовать той же аналогии, скорее была уткой — нырять умела, но делать это предпочитала редко.
