Лия корила себя недолго. Уже через несколько минут, вспоминая, как вытаращила на нее глазищи тетка с ведром, она весело хохотала, обняв подушку. В ней уживались две совершенно разные девушки. Одна была омертвевшая, с безжизненным взглядом, совершено пустая — и словно все время тонула в собственной пустоте. Единственное, на что она была способна, так это пестовать и усугублять свою хроническую депрессию. Тогда как другая — легкая и воздушная — сплошь состояла из чужих мыслей, слов, взглядов, мнений, фраз, ужимок и движений. В ней было что-то от сбежавшей тени, выучившейся копировать своего хозяина, но так и не сумевшей понять, чем же она отличается от того, кому раньше принадлежала. Эта другая на ходу перенимала манеры у прохожих и случайных знакомых, абсолютно точно могла скопировать того, кого хорошо знала, если, конечно, он не бранился, как это обычно делала Галочка. Другая — Лия звала ее актриской — ничего не принимала всерьез, будто вечно стояла на подмостках, среди лакированных декораций, радовалась всему на свете и веселилась без удержу, если для этого был хоть малейший повод. А если повода не было, выползала на свет божий Мрачная Особа — вторая ее половина, — и тогда небо сразу окрашивалось в серый цвет, солнце гасло, а жизнь теряла вкус. Но к большому сожалению Лии, принимать обдуманные решения и строить планы могла только эта, не самая любимая ее часть. И вот теперь, когда она вспомнила Галочку и сразу же, конечно, монстра, стоящего за ее спиной, что-то внутри погасло, смех оборвался сам собой, и в комнату стала наплывать серая безвоздушная масса страха…
Веру трясло, когда она поднялась к себе. Лихорадило — щеки горели, мысли метались. Отчаяние кружило голову. Вернуться, — была ее первая мысль. Вернуться и… Что? Сказать ей: видишь ли, я соображаю не так быстро, как ты, а потому давай-ка прокрутим наш разговор снова. Отвечать я тебе теперь буду по-другому. Все ответы пришли на язык только дома. Нужно было сказать совсем не то и вести себя совсем не так.
Мысль о том, кто эта наглая девочка, не давала Вере покоя. Ее длинные голые ноги вызвали у Веры шок. С одной стороны — бесстыжая девчонка, а с другой — куда ей с ней, такой гладкой, тягаться. Смешно и больно. Противно и плакать хочется. После того как Вера немного успокоилась, а вернее — мысленно произнесла отповедь обидчице и раздавила ее своими словами, словно ничтожную букашку, она вдруг подумала, что у нее в голове никак не укладывается, что Николай мог связаться… Нет, конечно, она ничего не знала наверняка. Может быть, это его невоспитанная маленькая родственница из какой-нибудь провинции. Может быть… Но что у него могут быть какие-то другие отношения с такой девчонкой, она, как ни старалась, не могла себе представить.
