Как бы то ни было, сейчас он ревнует к Фрэнку Бегби. Да уж, рассуждает он, большего невезения трудно себе представить. Бегби и его новообрстенная избранница у него на глазах болтают с Кайфоломом и американками. Американки выглядят совершенно шикарно, или, точнее, совершенно шикарно выглядят их загар и дорогие шмотки. Рентона тошнит от того, как Бегби и Кайфолом изображают из себя перед тёлками двух закадычных друзей, хотя в жизни они только тем и занимаются, что ломают друг другу кайф. Он осознаёт, с какой поспешностью победители — как в сексуальной сфере, так и в любой другой — начинают чураться проигравших.
— Вот и остались мы с тобой вдвоем, Кочерыжка, — замечает он вслух.
— Да, типа, на то похоже, котик.
Рентону очень нравится, что Кочерыжка называет всех подряд котиками, но он ненавидит, когда Кочерыжка обращается так к нему самому.
— Ты знаешь, Кочерыжка, порою мне хочется подсесть обратно на героин, — говорит Рентон — в основном для того, чтобы шокировать Кочерыжку и добиться, чтобы хоть какая-то эмоция отразилась на его отупевшем от гашиша, ничего не выражающем лице. Но, сказав это, он начинает понимать, что ему и на самом деле хочется.
— Ну, да, типа, очень трудно, чувак… прикинь? — Кочерыжка с трудом заставляет свой язык произвести несколько звуков.
И тут до Рентона доходит, что спид, который они вынюхали в туалете и который он не так давно охарактеризовал как «полную херню», начинает действовать. Проблема в том, решает Рентон, что, расставшись с ширевом, они превратились в безответственных тупых засранцев, которые начинают долбаться любым говном, какое только попадет им в руки. По крайней мере, когда сидишь на героине, на все остальное просто сил не остается.
По мере того как воздействие спида на организм преодолевает воздействие марихуаны и алкоголя, Рентона пробивает на разговор.
— Дело в том, Кочерыжка, что, когда ты на героине, ты — на героине, и ничего больше тебя не волнует, только об этом и думаешь. Знаешь Билли, типа, моего брата? Он только что записался снова в свою сраную армию. Отправляется в ебаный Белфаст, тупой мудак. Я всегда знал, что этот козел неисправим. Ебаный прислужник империалистов. И знаешь, что этот тупой козёл сказал мне тут на днях? «Не могу ходить в штатском!» Солдат — он вроде как тоже торчок, только торчки имеют свой кайф гораздо реже. И убивает он в основном не себя, а других.
— Ну это… типа… звучит как-то хреново, чувак. Прикинь?
