Я бросила на него дразнящий взгляд.
— Приключения и сюрпризы…
С вокзала мы поехали в фаэтоне, запряженном одной лошадью, в «Кей-парк-отель и коттеджи» на южном берегу. Чудесные клены, дубы и липы напомнили мне родительский дом в Огайо. Небольшие экскурсионные пароходики и гребные лодки сновали по воде, а у кромки берега медленно поворачивала крылья ветряная мельница. Ряд шезлонгов с видом на воду, восьмиугольная беседка на лужайке и деревенский причал делали местечко очаровательным.
— Идеальное место для медового месяца на Среднем Западе, — похвалила я. — Невинное и неразвращенное.
— Сказать владельцу, что у нас медовый месяц?
— Нет, не надо. Хозяин сообщит повару, а тот приготовит особый завтрак и придет нас спросить, как он удался, и подмигнет, имея в виду совсем не завтрак. В этом угадывании, как же все прошло, кроется нечто жестокое. Это отдает чем-то старозаветным, как в деревнях, где мать невесты должна была вывешивать запятнанную кровью простыню из окна в доказательство того, что ее дочь была девственницей. Просто скажи ему, что мы женаты.
— С удовольствием, дорогая.
Нас приветствовал хозяин, Артур Кей, с которым Эдвин был знаком.
— Коттедж или две комнаты в гостинице? — осведомился мистер Кей.
— Одну комнату. Это — миссис Клара Уолдоу.
Услышав, как он произносит мое имя и свою фамилию, я вздрогнула.
— Поздравляю.
— Благодарю вас, — ответил Эдвин.
В нашей комнате на четвертом этаже я занялась развешиванием моих платьев, пока Эдвин не начал снимать сюртук и жилет. Я остановилась, наблюдая за каждым его движением. Вот он стоит в одной рубашке — современного типа, из мягкой хлопчатобумажной материи, накрахмалены только манжеты и воротничок, которые находятся на виду у всех. Я же любовалась тем, чего не видели все, — широкими плечами, натягивающими рубашку, формой мускулов рук под тканью, бахромкой волос, выглядывающих из-под манжет. В Чикаго мы проживали в отдельных комнатах, так что теперь я чувствовала небольшую тревогу, но мне не хотелось быть взбудораженной. Я хотела быть как озеро, чья гладь напоминает стекло, хотела войти в близость без стеснения и наслаждаться ею с безудержной страстью.
Эдвин открыл окно, впустив ликующий хор птичьих голосов с высокого орехового дерева, и перед моими глазами проскользнула переливающаяся зеленая стрекоза.
— Взгляни на гусей, — произнес он, и я послушно посмотрела в другую сторону.
Десятки диких гусей усеяли темными пятнами луга, наклонно спускающиеся к озеру. У птиц были коричневые крылья и кремовые грудки, а грациозные длинные шеи — черные как смоль. Под их клювами и на щеках резко выделялись белые пятна.
