Клара и мистер Тиффани | страница 2
— Прошу прощения.
— Как, мисс Уолкотт!
— Миссис Дрисколл. Как вам известно, я вышла замуж.
— Ах да. Тогда о работе не может быть и речи. Мой подход не…
Я приосанилась.
— Вот уже две недели, как я вновь стала одинокой женщиной.
Он был джентльменом до кончиков ногтей, чтобы задавать вопросы, но от меня не ускользнул огонек, загоревшийся в его глазах.
— Я пришла узнать, не найдется ли у вас место для меня. То есть довольны ли вы были моей работой раньше.
Намеренная подсказка. Мне не хотелось получить место по причине моей крайней нужды или снисходительного проявления его доброты. Я мечтала, чтобы меня приняли обратно из-за моего таланта.
— Вот как…
Я рассчитывала услышать в ответ что-то более конкретное. Как же нарушить воцарившееся молчание? Его новые проекты. Я поинтересовалась ими. Брови мистера Тиффани симметрично выгнулись.
— Византийская часовня для Всемирной выставки в честь Колумба в следующем году в Чикаго. В четыре раза она превосходит Парижскую всемирную. Это будет самое большое собрание художников со времен пятнадцатого века. — Он прикинул на пальцах и побарабанил ими по столу. — Осталось всего пятнадцать месяцев. В 1893 году имя Льюиса Комфорта Тиффани будет на устах у миллионов! — Коротышка поднялся и распахнул свои объятия так широко, будто собирался заключить в них весь мир.
Я ощутила его ладонь витающей где-то за моей поясницей, направляющей меня к массивному демонстрационному столу из резного красного дерева, чтобы полюбоваться эскизами и акварелями.
— Два круглых витража, «Христос во младенчестве» и «Мадонна с младенцем» Боттичелли, будут оттеняться дюжиной сюжетных боковых.
Грандиозная затея! Какое исключительное везение! Определенно представится благоприятная возможность блеснуть и для меня.
Перескакивая с одной стороны стола на другую, мистер Тиффани устроил целое представление, бросая на персидский ковер одну за другой большие акварели: каждая представляла собой точное, проработанное до мельчайших подробностей изображение того, каким он хотел видеть каждый витраж.
— Боже мой! Вы как будто несетесь на пожар. Не так быстро! Дайте мне полюбоваться каждой.
Он развернул самую большую акварель:
— Восьмифутовая мозаика за алтарем, изображающая пару павлинов, окруженных виноградными лозами.
Из моих полуоткрытых губ невольно вырвался свист. Над двумя павлинами, взирающими друг на друга, привычное христианское изображение тернового венца было преобразовано в переливающийся бликами царский головной убор для Господа Всемогущего, тернии заменили большие драгоценные камни из стекла в истинном стиле Тиффани.