— Поскольку этим вечером мы оба свободны, а Бернард пребывает в обществе своей невесты, не возражали бы вы составить мне компанию, чтобы проехаться по Риверсайд-драйв?
Меня будто ударили по позвоночнику. Невеста? Невеста? Я почувствовала себя в замешательстве, как потерявший ориентацию после природного катаклизма человек, но тому не было оснований. Пара совместных прогулок на велосипеде не могла стать поводом для каких-то надежд.
Я быстро взяла себя в руки, чтобы небрежно бросить:
— Это было бы восхитительно!
Но мое прозаическое естество жаждало возмутиться: «Как он осмеливается держать в секрете такие сведения?»
Мы поехали в центр города к могиле Гранта, где весело сновали на велосипедах тысячи ньюйоркцев, но мысли мои витали далеко, потрясенные разрушением иллюзии, в которую я поверила по наивности. Дрожащие огоньки на другом берегу отражались в реке подобно кусочкам золотистого стекла, падающим при небольшом повороте калейдоскопа, чтобы образовать совершенно другую картинку.
Пока мы отдыхали у реки, Алистер поинтересовался, не хочу ли я поехать с ним на велосипеде за город — прогуляться и пособирать экземпляры для его коллекции мотыльков, бабочек и диких цветов.
— Куда же мы поедем?
— Бронксвилл. Прелестное местечко около Йонкерса. Мы можем вывезти наши велосипеды на поезде и отправиться на них, когда прибудем на место.
Робкая викторианка вежливо сказала бы: «Нет». Я же жизнерадостно выпалила: «Да!»
Воскресным утром Алистер, принарядившийся в спортивную коричневую рубашку, никербокеры, фетровую шляпу и ботинки, смазал оба наших велосипеда и проверил покрышки. Бернард не присутствовал на завтраке и вообще нигде не появлялся. Из рюкзака Алистера торчали два сачка для ловли бабочек, а к велосипеду было привязано устройство для их сбора. Мы отправились на Большой центральный вокзал и после сорокаминутной поездки на поезде оказались на станции Бронксвилл.
Алистеру был знаком каждый ухаб и колдобина на пути. Мучительный въезд на холм сменялся захватывающим дух стремительным спуском. Узкая колея, поросшая по обеим сторонам высокой травой и маргаритками, представляла для меня некоторое затруднение. Когда Алистер проезжал через ветки, они хлестали меня по лицу. Названия деревьев и растений так и сыпались изо рта моего воодушевленного спутника.
Солнечный свет пятнами играл на листве и диком винограде. Птицы дружелюбно и радостно перекликались. Лес и часто мелькающие виды реки Гудзон с синеющими холмами вдалеке навевали какую-то благостность, по крайней мере по отношению к природе.
