Через три часа, которые показались бы мне ужасными, если бы не помощь Бернарда, я с треском захлопнула второй журнал учета.
— Ух! Раньше мне не приходилось заниматься подобными вещами. Я превращаюсь в бухгалтера, хотя хочу быть художником!
Бернард откусил лепесток с последней шоколадной конфеты.
— Она любит цифры.
Он откусил другой лепесток и медленно покачал головой.
— Она не любит их.
Еще один укус.
— Она любит цвета.
Он кивнул.
Глава 17
Бриллиант и белая цапля
Джордж вернулся!
Мы долго и крепко обнимались прямо в гостиной. Он последовал за мной наверх в мою комнату, и я спросила, как у него идут дела. Мне было боязно услышать ответ.
— Я постоянно думаю о нем. — Голос Джорджа звучал бесцветно.
Я не могла сказать того же о себе. Непостоянно, с каждой неделей все меньше, хотя Эдвин регулярно занимал мои мысли по вечерам дома и по воскресеньям, когда мы обычно после обеда отправлялись вместе на вылазки.
— Ваши родители не считают, что это была моя вина?
— Они не знают, что и думать. Моя мать все еще надеется, что Эдвин вернется.
Я знала, что задавать подобные вопросы неделикатно, но мне было необходимо знать это. И я не желала, чтобы Джордж винил меня.
— А ты?
Джордж втянул воздух через нос и поправил ногой коврик на полу.
— Я сегодня забрал его вещи из дома благотворительного общества. — Он сунул руку в карман и положил на мою ладонь небольшой бархатный мешочек, стянутый шнурком: — Развяжи его. — Оттуда выкатилось узкое золотое кольцо с единственным крошечным бриллиантом. — Оно, должно быть, предназначалось тебе.
Намерение Эдвина покоилось в моей руке: приподнятый шестью лапками солитер, вещь в духе Чарлза Тиффани. Грусть овладела мной. Мне стало стыдно, что потребовался знак памяти для добавления к коллекции, которая в лучшем случае только наводила плаксивость, в худшем была проклята.
— Не совсем бриллиант от Тиффани, а? — спросил Джордж.
— Но с большим значением.
Это служило неким подтверждением, что я не была умышленно обманута. Порой я чувствовала, что тайна исчезновения Эдвина никогда не будет раскрыта. Его поступок не казался мне естественным и обоснованным. Кольцо на моей ладони возвращало меня к воспоминаниям о том, что меня бросили. Принять его означало связать себя по рукам и ногам, как связана жена морского капитана, дающая клятву ждать возлюбленного. Я смотрела на кольцо внимательно, запоминая мельчайшие детали, затем положила его в мешочек и отдала Джорджу.
— Передай матери, — тихо промолвила я.
