Встречи с пролазой случаются крайне редко. Гораздо реже, чем с человеком. Человек, отличаясь отчетливостью очертаний, как правило, бывал во что-то одет, этот же — всегда гол, если не считать естественной медвежьей лохматости. И у людей другие особенности поведения, нежели у пролаз. А если точнее, то у людей поведения вообще нет. Никогда не знаешь, чего от них ожидать. Вот… Лёгок и он на помине. Присел под сухим деревом, прислонился к нему спиной. Наверное, с утра так сидит. Сколько вывалило снежинок за этот период времени. Миллиард миллиардов.
Мириады мириад. Белка была уверена, что человек, полузасыпанный снегом, еще жив, что видит ее, что она отражается в его зрачках. Снег продолжал валить хлопьями. Ветер стих. Человек не был опасен. Ибо воли к жизни в нем уже не было.
* * *
Ночь она проблуждала по лесу, не боясь ни холода, ни зверей.
Конвоиры, конечно, уже хватились ее, выгрузив партию в Чистом. На охотничью лесную избушку, в которой, якобы, запасы продовольствия, спичек, есть печь, она так и не вышла. Заблудилась, а может, и не было в этих координатах никакого жилья: врала Рябая. Но теперь это было не важно, ей даже казалось, что не скажи подельница про избушку, всё равно б решилась бежать. Да и все на свете жилища ей вдруг стали не так важны, как этот пушистый зверёк на ветке. Была какая-то непременность в его присутствии. Валил снег, вот так бы запорошить прошлое, и — по свежевыпавшему— начать новую жизнь. И пусть не тревожат подснежные жители, милосердные наблюдатели закроют глаза, заведующий забвеньем перепишет душу сию набело, и еще одно непоправимое прошлое, неловкость рук человеческих, перестанет существовать. Радуйся, Лизавета. Ликуй, Исайя. Ничего, продолжайте жизнь.
Взамен той, что сложилась не так — но признайся, и Ты ведь, затейник, оставаясь в тени, немного виновен в ней. Знак подай из безъязыкого космоса — так ли и там всё, или может быть, в более гладкой галактике лучше обстоят дела? Расстояния там не столь растяжимы, и рукой до тебя подать? Здесь же движенье вверх почти невозможно, как листу против ветра, суетимся, мечемся хаотично, покоряя пустоты, избегая вершин. Да и двигаться не могу, а дергаться не хочу. Атмосфера давит. Да горе с бедой в сговоре. Да сила трения тормозит процесс. А еще мертвый на мне повис, тянет вниз, словно камень тяжел. Да генеральша с дочерью, ограбленные по моей наводке, но убитые Лазарем и Фомой. А кроме мокрого — и другого не перечесть. Стало быть, обречена, как этот сухой ствол, не имеющее будущего в качестве дерева. Значит, для жизни нет оснований, а для смерти есть.
