Коммерция на революции
Первым стартовал «Демон революции». Владимир Иванович Хотиненко – признанный мастер, к тому же хорошо разбирающийся и успешно работавший в исторической теме, и потому была уверенность, что в его сериале таких издевательств над здравым смыслом и чувствами любителей истории и кинематографа, как в «Матильде», не будет. Удивили, правда, анонсы, в которых Парвус представлялся как архиважный для революции человек, о котором при советской власти говорить не разрешалось. Неправда. В школе я делал доклад о троцкизме и тогда легко нашёл много чего о Парвусе. Он и учитель Троцкого, увлекший его теорией перманентной революции, и жулик-посредник, ограбивший Горького, забравший себе все доходы от многочисленных постановок в Европе пьесы «На дне». Так как часть этих денег предназначалась для партийной кассы социал-демократов, Парвус был подвергнут остракизму. Иметь дело с этим алчным – вспомним точное словцо Солженицына – грязнохватом никто из революционеров не хотел. Но у Хотиненко поиздержавшийся вождь большевиков кричит: «Он нужен мне больше, чем я ему!» Разве есть свидетельства того, что в 1915 году Ленин брал грязные деньги у агента германских спецслужб Парвуса? Но… допустим!
Имевший редкостный политический нюх, веривший в неизбежность революции в России, Парвус действительно искал контактов с её будущим вождём, но вряд ли делал это так прямолинейно. Фёдор Бондарчук играет своего героя энергично, напористо, но... Нет в этом Мефистофеле ничего демонического, нет и того, что могло бы заставить поверить ему. Настоящий Парвус был выдающимся соблазнителем, умницей, отважным авантюристом, жуиром, легко увлекавшим не только женщин, но и дипломатов, и коммерсантов, и революционеров. Так что главная коллизия фильма, на которой всё должно было держаться, не убедила. А что убедило?
Владимир Хотиненко – тонкий, в высшей степени деликатный художник. В каких-то сценах поражала атмосфера, которая заставляла вспомнить о великих мастерах, хотя перенос известной ленинской фразы («Нечеловеческая музыка!») с бетховенской «Аппассионаты» на оперу Вагнера кажется слишком смелым. Очень интересным был сюжет, связанный с кафе «Вольтер», где собирались дадаисты, а Ленин очень эмоционально читал здесь стихи Тютчева. Чувствовалось, что мир искусства режиссёру ближе, чем политические интриги. Хотелось развития темы, ведь в начале века художественная жизнь Европы кипела и рождала новое, революционное искусство, однако сериал не про это, и потому приходилось возвращаться к партийным склокам. Радек и Зиновьев, здесь, простите, собачатся, как гоголевские Добчинский-Бобчинский. Парадокс: эмигрантский быт, разборки между революционерами, их конфликты со спецслужбами представлены слишком современно, чтобы в них поверить. Было произнесено слово: «денежные потоки», не хватало ещё фраз типа: «Он меня развёл на деньги». Не верилось также, что лидеры рабочего движения регулярно «забивали стрелки» в публичном доме.
