— Иди, — сказал я сдавленным голосом и вытолкнул её во двор.
Подойдя к окну, я стал смотреть на уходящую Гелике. Сердце моё сильно билось. Её длинные белокурые волосы очаровали меня, гордая походка, плавное покачивание бёдрами, словно в танце, линии её тела и изящное движение головы, каким она несколько раз отбрасывала волосы за спину, едва не заставили меня крикнуть ей, чтобы она вернулась...
Теперь в моей душе соперничали две женщины: Айза и Гелике.
Вечером я снова отправился к мужчинам, которые пили из амфоры густое сладкое вино.
Разве могли они знать, что меня угнетало?
Они играли в кости, пили, молчали, но всякий раз отыскивали меня глазами.
— Голике была у тебя? — равнодушно поинтересовался один из них. Все тотчас подняли головы и с любопытством уставились на меня.
Я кивнул.
— Ну и как она?
Я взял амфору и стал пить. И сразу же ощутил сладость и приятную расслабленность. После очередного глотка мир посветлел. Краски сверкали, соединялись вместе, какие-то фигуры кружились в танце: это были обнажённые женщины.
Какая-то девушка, до которой, как казалось мне, опьяневшему, рукой подать, делала непристойные движения, словно это была Гелике. Очертания её грудей, покачивание бёдер и плавные движения рук непрестанно напоминали мне о Гелике.
Издали, появившись из розового тумана, ко мне приблизилась какая-то другая танцовщица. Я тотчас же узнал её — это была Айза. Её косички раскачивались, свидетельствуя, как она сама утверждала, о любви. Выдавало её и характерное покачивание бёдер.
Я благодарно кивнул, млея от счастья, ибо всё, что я видел, была Айза.
Розовый туман всё больше сгущался. Издалека ко мне, словно призрак, приблизилось какое-то лицо. Вот оно уже совсем рядом, я вижу на нём одни глаза. Потом я различаю губы и слышу бесконечно добрый голос: слова, которые он произносит, трогают меня, словно тёплые руки:
— Однажды спросили орла: «Почему ты растишь своих птенцов так высоко в воздухе?» Орёл ответил: «Если бы я не вёл их к свету, они бы видели только землю! А этого нельзя допустить!»
Танцуя, ко мне приближались другие лица, они сливались, исчезали и на смену им появлялись новые.
— Пей! — произнёс один из мужчин и поднёс к моим губам амфору. Потом принялся, усмехаясь, рассказывать, что соблазнил девушку, и та родила ему ребёнка.
— Должно быть, в ту ночь, когда я увлёк малышку в свою постель, я был пьян.
— Почему ты так решил? — спросило лицо, состоявшее из одних ушей.
